Из вертящейся двери вышел Лумис, вытирая покрасневшие руки. На нем был медицинский халат с именной табличкой и хирургическая маска, свисавшая на тесемках с ушей. Недоставало только стетоскопа, подумал Кэм. Но выслушивание сердца не входило в обязанности Лумиса.
– Шериф, – Доктор Лумис аккуратно засунул бумажное полотенце в мусорную корзину. Он лишь с мягким неодобрением посмотрел на сигарету Кэма, но этого" было достаточно, чтобы тот затушил ее в пластиковой чашке с остатками кофе.
– Что вы можете мне сказать?
– Ваша незнакомка была белая, от пятнадцати до восемнадцати лет. По моим подсчетам она мертва уже от двух до одного месяца.
После первого мая прошло уже шесть недель, пронеслось в голове у Кэма. Шесть недель после кануна праздника. – Причина смерти?
– Смерть была вызвана перерезанием горла.
– Вызвана. – Кэм бросил чашку в мусорную корзину. – Ну и словечко.
Лумис лишь кивнул головой. – До своей смерти жертва подвергалась сексуальному насилию. По всем признакам жестоко и неоднократно. На ее запястьях и лодыжках следы веревок. Сейчас мы проверяем группу крови. Пока не могу вам сказать, была ли она накачена наркотиками.
– Выясните это поскорее.
– Мы делаем, что можем. Вы уже послали за стоматологическими данными?
– Скоро их привезут. У меня есть сведения об исчезновении человека, но пока я не беспокою семью.
– Да, думаю, при существующих обстоятельствах, это лучше всего. Хотите еще кофе?
– Да. Благодарю.
Лумис повел его по коридору. Тщательно отсчитав мелочь, он опустил монеты в автомат. – С молоком?
– Нет, в последнее время я пью только черный.
Лумис подал Кэму чашку с кофе и опустил в щель еще несколько монет. – Шериф, это очень трудное и вопиющее дело, и насколько я понимаю, оно имеет к вам и какое-то личное отношение.
– Ребенком я играл на этих полях. Я скирдовал сено с моим отцом там, где нашли эту девушку. И мой отец погиб там, раздавленный собственным трактором в один прекрасный летний день. Да, это действительно достаточно личное дело.
– Извините.
– Не стоит беспокоиться. – Недовольный самим собой, Кэм потер переносицу. – У меня есть доказательства, что муж моей матери насильно держал эту девушку в сарае. Эту и, возможно, других тоже. Похоже, что он изнасиловал ее, убил и зарыл труп в поле.
Мягкие глаза Лумиса не выдавали его мыслей. – Ваша обязанность состоит в том, чтобы доказать это, а моя в том, чтобы сказать вам, что труп вовсе не был на этом поле в течение стольких недель.
Кэм так и не донес чашку ко рту. – Что вы хотите этим сказать?
– Совершенно очевидно, что труп нашли в поле, но его зарыли там совсем недавно.
– Подождите-ка. Вы только что сказали, что она уже пару месяцев была мертва.
– Мертва и похоронена, шериф. Это тело находилось в земле несколько недель. По моему мнению, его эксгумировали и зарыли на этом поле не позднее двух или трех дней тому назад. Возможно, еще меньше.
Ему хотелось переварить это помедленнее. – Вы хотите сказать, что кто-то убил эту девушку, похоронил ее, а затем снова выкопал?
– Безусловно.
– Дайте подумать. Отвернувшись, он уставился на зеленые стены. Это было еще хуже. То, что над ней было совершено насилие уже после ее смерти, воспринималось им как нечто еще более отвратительное, чем ее похищение, изнасилование и убийство. – Сукин сын.
– Возможно, ваш отчим убил ее, шериф, но так как он сам вот уже несколько недель как мертв, то не он зарыл ее там в поле.
Глаза Кэма сузились. Он быстро выпил кофе, так и не ощутив его вкуса. Он весь напрягся, когда снова повернулся лицом к следователю. – Тот, кто это сделал, хотел, чтобы труп обнаружили и обнаружили именно там.
– Вынужден согласиться. С моей точки зрения это было сделано весьма неуклюже. Но ведь обычный человек не в курсе возможностей, которыми располагает судебная медицина. – Лумис аккуратно прихлебнул кофе из чашки. – Вполне может быть, что кто-то предполагал, что улики будут приняты на веру без всяких сомнений.
– Вашу профессию недооценивают, доктор Лумис. Лумис слабо улыбнулся. – К сожалению, это так. Когда Кэм вышел из больницы, солнце уже садилось. Прошло почти четырнадцать часов с тех пор, как ему позвонил Чип Доппер. Он не просто устал, он был весь выжат. Увидев Клер, сидяющую на капоте его машины, он остановился, дожидаясь, пока она встанет.
– Привет, Рафферти. – Подойдя к нему, она обняла его за талию и прижалась. – Я решила, что тебе не повредит взглянуть на дружеское лицо.
– Точно. А твое самое лучшее. Ты давно здесь?
– Некоторое время. Я навещала Лайзу. Я ездила с Блейром. – Она отодвинулась, чтобы получше рассмотреть его лицо. – Он хотел взять интервью у следователя. – Десятки вопросов роились у нее в голове, но она не могла их задавать сейчас. – Ты ужасно выглядишь. Хочешь, чтобы я отвезла тебя домой?
– Почему ж не хотеть? – Он вынул ключи из кармана и сжал так, что металл расцарапал ему ладонь. В какую-то долю секунды усталое выражение лица сменилось на яростное. – Знаешь, чего я хочу? Мне хочется из кого-нибудь вытрясти душу. Избить кого-нибудь как следует.
– Можем подождать, пока не появится Блейр. Ты мог бы затеять драку с ним.
Чуть было не рассмеявшись, он повернулся к ней. – Мне надо пройтись, Худышка.
– 0'кей. Давай пройдемся.
– Но не здесь. Я хочу убраться отсюда подальше.
– Поехали. – Она взяла ключи. – Я знаю место. Пока они молча ехали, Кэм сидел, откинув назад голову и закрыв глаза. Клер напрягала память, чтобы вспомнить, в каком направлении ехать и надеялась, что он уснул.
Остановив машину, она продолжала сидеть, не произнося ни слова.
– Я давно здесь не был.
Она повернулась к нему, рассматривая его лицо в мягком вечернем свете. – Я всегда любила приходить в городской парк. Обычно мы приносили с собой пакет соленого печенья и кормили уток. У тебя найдутся крекеры?
– Ничего не осталось.
Она порылась в сумочке. – Пусть поедят кекс, – сказала она, доставая остатки «Твинки».
В центре парка был пруд. Клер помнила, как они бывало под Рождество запускали туда бревно из затора, и оно так таинственно мерцало над водой. Она приходила сюда с родителями, со школьными экскурсиями или же на свидания. Однажды она пришла одна посидеть на скамейке, полная восторга, оттого что ее скульптуру выставили в ближайшем художественном музее.
Они шли рука об руку, а огромные деревья своей листвой защищали их от городского шума.
– В воздухе пахнет дождем, – прошептала она.
– Завтра непременно пойдет дождь.
