– Ну, как сказать… – Герберт огляделся, и вдруг морщины на его лице разгладились.
«От похвалы ещё никто не отказывался, – подумала Винни. – И рассказывать о достижениях тоже все любят. Это надо хорошенько запомнить».
– Слишком он был старый, тот леденец! Срок годности давно истёк.
– А что он делал раньше? Для чего ты его придумал? – не отставала Винни.
– Понимаешь, есть такие дети…
– Герберт! – предупреждающе воскликнула бабушка, но дедушка отмахнулся: – Дай я ей всё расскажу, Рут!
– Да, бабушка, мы тоже хотим послушать! – попросила Сесилия.
– Дети, которые пережили слишком много горя или долго болели, иногда забывают своё детство и не умеют радоваться, – продолжил дедушка.
– И ты сделал для них радужные леденцы? – уточнила Винни.
– Совершенно верно! – Дедушка горделиво оглядел внуков. – Этот леденец возвращает молодость, хоть и только в мыслях. Уносит горечь, оставляет радость юности!
– И у тебя получилось?! – восхищённо ахнула Винни.
– Да, – скромно потупившись, кивнул дедушка. – У меня получилось.
– Мы тогда отправили целую партию той девочке в Лестершир, помните? – спросил Хьюго, глядя в потолок. – С голубиной почтой, как всегда.
– О да! – воскликнула Мариса. – Я всё помню! Девочка стала знаменитой певицей, поп-звездой!
Нинетт изобразила гибкими руками несколько па, которые Винни почти узнала… Как же зовут ту певицу?..
– Теперь вы и сами убедились, что лакричные конфеты с истекшим сроком годности действуют не так, как было задумано. Большинство лакричных конфет долго не хранятся, они быстро теряют свои свойства, – вздохнул дедушка. – Всего неделя-другая – и получается что-то совсем другое, вот в чём дело!
Винни удивлённо вскинула брови. Неужели чудо-фабрику закрыли из-за этого?
– Да, Барри не помолодел, а позеленел! – покачал головой дедушка.
– И не только позеленел! – возмущённо нахмурилась бабушка. – Даже на чёрно-белом экране видно, что Барри меняет цвета как хамелеон! Если выяснится, что ты имеешь к этому случаю какое-то отношение, Герберт Уоллес-Уокер, Барри Джонатан подаст на нас в суд!
– Это я виновата, – тихо сказала Винни, – а не дедушка!
– Не волнуйся! – с улыбкой подмигнул ей дедушка. – Барри только рад, что все вокруг него пляшут.
– Но это ничего не меняет. Завтра мы уезжаем в Лондон, – напомнила бабушка. – И не вздумайте взять с собой волшебные монетки, если у вас ещё остался где-то тайник! Я обыщу ваши чемоданы, так и знайте!
Генри тихо заплакал:
– А как же Кошка?!
Стараясь утешить младшего брата, Сесилия взяла его на руки и, смерив бабушку злым взглядом, вышла с Генри из флигеля.
– В Лондоне мы с тобой пойдём на огромное колесо обозрения, хочешь? Ты теперь храбрый, тебе понравится. Мы увидим весь Лондон! – донесся её голос до оставшихся в комнате.
Генри давно нравилось огромное колесо обозрения, возвышающееся рядом с Темзой, но прокатиться на нём он не решался – боялся высоты.
– Я тоже пойду собираться, – сказала Винни и, сняв поварской колпак, медленно прошла мимо невезучих, которые стояли, печально опустив головы.
«Никогда бы не подумала, что будет так тяжело отсюда уезжать», – промелькнуло в голове у Винни. Она стиснула зубы. Всё кончено. Бабушка заберёт все разноцветные лакричные конфеты. Как это несправедливо! Но плакать у бабушки на глазах она не станет. Никогда!
Поднявшись по лестнице на третий этаж, Винни остановилась на площадке. Что же делать? Разве может что-то изменить обычная двенадцатилетняя девочка, которая… Однако теперь она знает, что обладает особым даром! Она умеет вызывать в себе определённые чувства и вкладывать их в лакричную массу, которую месит своими руками. И ещё она умеет проникать в чужие мысли! Практически читать их!
У Винни созрел план. Вот только что скажет Сесилия?
– Не сработает! – едва выслушав, безапелляционно заявила старшая сестра.
– Сработает! Потому что я говорю о главном! Не понимаю, как мы это упустили.
– Ты хочешь сказать, что если Генри раскрасит и вырежет этот прелестный лавровый венок, который ты нарисовала, то нам разрешат остаться?
– Да, я так думаю!
– И волшебные лакричные конфеты не понадобятся?
– Конфеты она есть не станет.
Сесилия несколько раз стукнула себя по голове подушкой, а потом и вовсе накрыла ею лицо.
– Это безумие! Ничего не получится! – глухо прошипела она.
– Сеси, у тебя есть предложение получше?
– Мне кажется, что сопротивление бесполезно! – Сесилия бросила подушку на пол. – Завтра мы как послушные овцы возьмём чемоданы и отправимся в Лондон. А волшебные конфеты останутся здесь! Вот что: я поговорю с Робином! Он нам поможет.
– Придётся ему всё рассказать, а ты знаешь, что этого делать нельзя! Ты поклялась!
Сесилия гневно фыркнула, но промолчала.
Винни пожала плечами:
– Я не знаю, сработает ли мой план. Но давай хотя бы попытаемся!
– Я не хочу! Я убегу к Робину! Он много путешествует, я поеду с ним.
– Ты в своём уме?! Ему пятнадцать лет! И ты ему веришь?!
– Робин не врёт!
Винни едва не задохнулась от ярости:
– А нас бросишь здесь?!
– Без вас я смогу делать всё что захочу. По крайней мере, в Лондон я точно не поеду!
– Ты серьёзно?! – Винни потрясённо замерла.
Сесилия не шутила. Впервые её старшая сестра, любимая Сеси, заговорила о том, чтобы уйти. И из-за кого! Винни давно поняла, что мальчик в больших ботинках рано или поздно встанет между ними.
– Ты не уйдёшь!
– Неужели? И что же мне помешает?
– Пожалуйста, останься! Я поговорила с невезучими, и они сказали, что у нас есть шанс! Они хорошо знают бабушку.
– Эти несчастные? Ну да, только от них нам помощи и ждать! Не дождёмся! Они знай твердят своё: «Да, мистер Уоллес-Уокер, конечно, миссис Уоллес-Уокер!»
И тут Винни разозлилась по-настоящему. Хватит! Сколько можно!
– Хорошо, тогда уходи!
– И уйду!
Винни скрестила руки на груди:
– Отлично! Позвони ему. Телефон внизу работает. Пусть забирает тебя поскорее. Потому что такая ты нам не нужна!
– Да, – подтвердил детский голос. – Такая ты нам не нужна!
«Спасибо, Генри! – мысленно поблагодарила брата Винни. В наступившей тишине Генри уселся на пол и принялся увлечённо ковырять в носу. – Так вот, значит, как бывает, – думала Винни. – Всё меняется. Возврата к прежнему нет». Она сглотнула подступивший к горлу ком. У неё даже не было слёз, чтобы заплакать. Случилось худшее: сестра уходит – и им больше никогда не быть вместе.
