— Ты же не собираешься послать меня на исповедь?
Ее смех зарокотал прямо в его ухе.
— Наоборот, я довольна этим новым этапом.
— Просто так получилось из-за того дела.
— Она думает, что ты щедрый, надежный, понимающий и терпеливый. — Джули подождала секунду. — Да, я тоже лишилась дара речи. Саймон, хочешь знать, что я вижу внутренним материнским зрением?
— Что?
— Я вижу, как сглаживаются некоторые острые углы.
— Джули Линн, ты напрашиваешься на неприятности.
— Когда я напрашиваюсь на неприятности, я их получаю. Нам обоим это здорово удается, не правда ли?
— Думаю, да, — весело ответил Саймон, отхлебнув колы.
— Мне нравится, каким тоном ты говоришь о ней. И больше я ничего об этом не скажу. Пока.
— Хорошо.
— Я вправлю тебе мозги, когда мы увидимся. А пока, Саймон, сделай кое-что для меня.
— Я подумаю.
— Будь осторожен. Ты мой единственный младший сын. Заботься о своей Фионе, но будь осторожен.
— Это я могу. Не волнуйся, ма. Пожалуйста.
— Бесполезная просьба для матери. Мне пора бежать. У меня есть дела более важные, чем болтовня с тобой.
— У меня тоже.
— Ты всегда был трудным ребенком. Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю. Привет папе. Пока. — Он повесил трубку, глотнул еще колы. — Ты наводишь порядок в моих кухонных ящиках.
— Да. Можешь мусорить, когда и сколько захочешь, но наведение порядка помогает мне не сойти с ума. И ты сделал отличные разделители.
— Угу.
— Я с удовольствием поговорила с твоей матерью. И мне нравится, как ты с ней разговариваешь.
Нахмурившись, Саймон опустил бутылку.
— Что это?
— Что «что»?
— Ничего. Не важно. Повернись.
— Зачем?
— Я хочу посмотреть, не укусил ли ротвейлер тебя за задницу.
— Он не укусил меня ни за задницу, ни за какое другое место.
— Это я проверю позже. — Саймон наугад дернул ящик. — Господи, Фиона, ты постелила подстилки.
— Ой, мне так стыдно.
— Позволь напомнить, что ни ты, ни я практически не готовим, так какой смысл наводить порядок в кухонных ящиках?
— Чтобы без труда находить вещи, используешь ты их или нет. И зачем ты все это купил, если не готовишь?
— Я никогда не купил бы этот хлам, если бы моя мать… проехали.
— Если тебе станет легче, я могу все это опять свалить в кучу.
— Я подумаю.
Фиона ухмыльнулась.
— Я и до шкафчиков доберусь. Можешь считать это моим маленьким хобби.
— Это не значит, что я буду возвращать вещи туда, где, по-твоему, они должны лежать.
— Смотри, как мы хорошо понимаем друг друга.
— Ты хитрая, и не думай, что я этого не знаю. Я вырос с хитрюгой.
— Я так и поняла.
— Проблема. Ты не похожа на маму, но такая же хитрюга.
— А если я скажу, что ты вовсе не злишься из-за порядка в ящиках, а прикидываешь, не начну ли я наводить порядок в твоей жизни?
— Хмм.
— Не будем ходить вокруг да около, скажу прямо: я не могу обещать, что хотя бы не попытаюсь сделать это, по меньшей мере в некоторых областях. Мне приятно думать, что я знаю, когда нужно отступить, уступить или подладиться, но это не значит, что я не буду раздражать тебя моим убийственным чувством порядка. И в то же время, — Фиона подняла палец, предупреждая его возражения, — я сознаю, что твое творчество отчасти питается беспорядком. Я это не понимаю, но принимаю. Однако это не означает, что твоя врожденная безалаберность иногда не будет меня раздражать. Саймон обдумал ее тираду.
— Наверное, ты думаешь, что это логично.
— Это логично. И я еще кое-что тебе скажу. Раздражение, случающееся время от времени, отлично меня отвлекает, а потом просто рассеивается. В большинстве случаев я не могу раздражаться долго. А в данной ситуации? У нас есть более важные проблемы, чем штопор не в том ящике или твои грязные носки под кроватью.
— С этим не поспоришь.
— Ну вот. Я хочу поразмяться. Можно использовать твои железяки?
— Почему ты об этом спрашиваешь? — Явно расстроившись, Саймон сунул руки в карманы. — Не задавай мне такие вопросы.
— Саймон, я пока не определила, где твои границы, поэтому мне приходится спрашивать, иначе, — Фиона закрыла ящик, который он закрыть не потрудился, — я могу их нарушить. — Она подошла к нему, обхватила его лицо ладонями. — Мне нетрудно спросить, и я не обижусь, если ты ответишь отрицательно.
Когда она вышла, он так и остался стоять, сунув руки в карманы и хмуро глядя ей вслед.
25
Саймон не понимал, считаются ли иногда возникающие между ними разногласия ссорами. С Фионой ничто не казалось только черным или только белым — и это немного раздражало, потому что очаровывало и расстраивало одновременно.
Если бы он знал, когда она злится и хочет поругаться, то мог бы подготовиться — подыграть или проигнорировать. Но неопределенность сбивала его с толку.
— Она этого и добивается, верно? — задал он риторический вопрос, ведя псов на площадку. — Я не понимаю ее настроение и думаю об этом и, следовательно, думаю о ней. Какое коварство.
Саймон остановился и хмуро уставился на задний фасад дома. Отличить окна, которые Фиона вымыла, не составило труда. Она не успела добраться до всех, но можно не сомневаться, доберется. О да, она вымоет их все. И как, черт побери, она находит время? Она что, вскакивает посреди ночи, размахивая бутылкой гребаной жидкости для мытья окон?
К тому же теперь, когда дом сверкал чистыми окнами, бросались в глаза облупившиеся рамы. И где прикажете ему найти время, чтобы покрасить эти дурацкие рамы, тем более что потом придется красить и дверь?
И как только он покрасит дверь, можно не сомневаться, придется красить проклятые веранды, потому что они будут выглядеть неряшливо.
— Рано или поздно я все это выкрасил бы, но, вымыв окна, она не оставила мне выбора. Наверх.
Джоз с готовностью полез по лестнице на горку и по команде жестом сбежал вниз. Саймон угостил малыша печеньем, несколько раз повторил упражнение и перешел к качелям.
Остальные собаки карабкались на горки, пролезали по тоннелю, прыгали и резвились самостоятельно и с таким же энтузиазмом, с каким дети играют на площадке в парке.
Саймон оглянулся на отрывистый лай Богарта и увидел, как лабрадор ловко идет по доске не шире гимнастического бревна.
