Что это, неужели кожа стала румянее? А дыхание ровнее? Показалось ли ей или у него и впрямь дрогнули ресницы?
Дороти затаила дыхание и склонилась ниже.
Она не слышала, как скрипнула дверь у нее за спиной и как по комнате разнеслось тихое эхо шагов, но тотчас же заметила напряжение, разлившееся в воздухе – резко, точно кто-то решил сменить в доме температуру. Она нахмурилась и подняла взгляд.
Рядом с Дороти стоял пустой стул, а за ним – ее мать, крепко вцепившаяся в спинку. Она смотрела прямо перед собой. Тревога сковала все тело девушки.
– Мама, – произнесла она и расправила плечи. – Что ты тут делаешь?
– Что я тут делаю? – Лоретта издала напряженный смешок. Опустилась на стул, расправила юбки отточенным движением. – Не стыдно такое спрашивать?
– Я все могу объяснить, – поспешно сказала Дороти.
– Объяснить? – Лоретта вскинула тонкую бровь. Казалось, предложение ее позабавило. – Что ж, давай. Объясни.
Она выжидающе склонила голову. Дороти стиснула зубы. Она уже успела забыть, до чего хорошо ее мать умеет навязывать ей ощущение, будто она, Дороти, все еще маленькая непослушная девочка, которая должна вымаливать прощение за то, что по неосторожности разбила стакан с водой или перебила старших. Безусловно, на это требовался талант.
А ты возглавляла банды и захватывала города, – напомнила себе девушка. Похищала драгоценности у королей.
Ни к чему тебе бояться собственной матери.
– Мама, – начала Дороти. – Я…
Лоретта цокнула языком, перебив ее:
– Может, соизволишь начать с рассказа о том, как же тебе удалось уничтожить все наши шансы на то, чтоб обрести влияние и богатства, которых мы и не видывали за свою короткую, тягостную жизнь, а? – Слегка приподняв верхнюю губу, Лоретта подалась вперед и взяла Дороти за белую прядь. – Или потрудишься рассказать, что это такое. Или… это. – Она кивнула на шрам, обезобразивший некогда прекрасное лицо Дороти. В ее глазах читалось разочарование, точно Дороти уничтожила бесценную семейную реликвию. Впрочем, эта догадка, как она сама подозревала, была близка к истине.
Во рту у нее пересохло. Она не знала, с чего начать.
Конечно, она понимала материнский гнев. Никто из гостей не стал ждать несколько часов, пока Чарльз спасет Эшу жизнь. А потом он предложил отложить церемонию с учетом… «смягчающих обстоятельств». Дороти не стала спрашивать, что именно он хочет этим сказать. Она с первого дня знала: Эйвери хочет заполучить себе в жены хорошенькую, тихую женщину, которая будет улыбаться, когда нужно, и смеяться над шутками его коллег. Теперь же, когда выяснилось, что Дороти… совсем другая, он утратил к ней интерес.
Но ей это было только на руку. Чарльз никогда ей не нравился. Пока он позволял ей сидеть у постели Эша в ожидании его выздоровления, Дороти все устраивало.
А вот с мамой все было сложнее…
– Как же это произошло? – спросила ее Лоретта низким, полным ярости голосом. Она покосилась на Эша, неподвижно лежащего на постели. Он был по-прежнему бледен, но кожа утратила болезненную зеленоватость. Лоретта скривила губы от отвращения.
– Это еще что за мальчишка? Где ты вообще его взяла?
Дороти открыла рот и снова его закрыла. Щеки залил румянец. Она не знала, что ей делать. Матушка заслуживала объяснений всего происшедшего, но это объяснение казалось ей таким странным, таким натянутым…
Лоретта уставилась на дочь.
– Ну же! – отрезала она. – Я жду!
Будь что будет, – решила Дороти.
– Мама, – медленно проговорила она. – Это пилот по имени Джонатан Эшер. Он путешественник во времени и прибыл к нам из 2077 года.
Когда Дороти закончила свой рассказ, воцарилась тишина. У Лоретты подрагивали губы. С минуту мать и дочь просто молча смотрели друг на друга.
А потом Лоретта тихо выдохнула сквозь неплотно сжатые губы и спросила:
– Честно скажи, что это за фокусы?
– Фокусы? – переспросила Дороти. – Мама, я совершенно серьезно!
– Не пытайся меня обхитрить. Уж я-то аферу чую за версту. – Лоретта подняла свою изуродованную руку и театрально выудила из-под длинного желтого ногтя какую-то ворсинку. – Расскажи про свои цели. Хочешь разорвать помолвку? Что ж, хорошо, я все равно уже вряд ли смогу спасти ваши отношения, но если тебе хоть на секундочку покажется, что есть шанс обогатиться…
– Мама, взгляни на меня. – Дороти указала на шрам на своем лице. – Как такое можно подделать? Ты видела меня перед самым моим исчезновением, но рана-то нанесена давно и уже успела зажить!
Лоретта подняла взгляд и задержала его на лице Дороти. До этих пор она лишь изредка на нее косилась, точно ей больно было рассматривать свое дитя, теперь же она изучающе сощурилась.
Казалось, в эти минуты она мысленно борется сама с собой. Наконец Лоретта поднесла палец к ране Дороти и легонько ее коснулась. Потом замерла, сделав судорожный вдох, и уронила руку, точно обожглась.
– Не знаю, как ты это сделала, – сухо произнесла она.
– Шрам настоящий, мама, – тихо заверила ее девушка. – Я тебе не лгу.
Лоретта покачала головой – эти слова явно ее не убедили. Она поднялась и направилась к двери.
– Попытаюсь все же умаслить Эйвери. Если он прямо сейчас выставит нас за дверь, нам придется по улицам побираться.
Дороти чуть не закатила глаза, но сдержалась. Мать, как обычно, преувеличивала. Всегда ведь имелся план «Б»: отель, где не запирают дверь черного хода, бар, полный дельцов с набитыми карманами и пустыми головами, или старый приятель, который пустит их переночевать на диване. Но спорить ей не хотелось, так что она сказала просто:
– Спасибо, мама.
Лоретта открыла дверь, но у самого порога обернулась.
– Знаешь, я ведь все это делала ради тебя, – призналась она изменившимся голосом. – Чтобы ты не знала голода и опасностей, чтобы у тебя была совсем не такая жизнь, как у меня самой. Возможно, это не всегда было очевидно, но это чистая правда.
Дороти потрясенно уставилась на мать. За все эти годы, полные лжи и афер, ей ни разу не приходило в голову, что мать просто пытается подарить ей лучшую жизнь. Сердце у нее екнуло.
– Мама… – начала она.
Но Лоретта уже вышла в коридор, и дверь за ней громко захлопнулась.
24
Эш
Ресницы Эша подрагивали. Перед глазами у него проносились бесчисленные картины.
Вот он в мастерской у Профессора, стоит перед «Второй звездой», его машиной времени. Открывает дверь грузового отсека, распахивает ее, ворча от натуги.
– Когда я воевал, у нас было свое название для…
