Я понимала, что было бы непрактично, да и нежелательно, чтобы каждый пережил нечто вроде того, через что прошла я, и тем не менее, подобно религиозному миссионеру, я искренне хотела, чтобы каждый увидел то, что видела я, и открыл для себя ту истину, в которой у меня теперь не оставалось никаких сомнений. Во время обходов в отделении интенсивной терапии я делилась своим опытом в роли пациента со своими подчиненными, чтобы дать им понять, какого рода эмпатию я от них ожидаю, а также чтобы они поняли, какую священную ответственность несут за своих пациентов. Вооружившись помощью коллег-единомышленников, я организовала проведение семинаров по обучению навыкам коммуникации. Я все время настаивала на том, что мы способны на большее. Я не упускала ни единой возможности провести лекцию о важной роли эмпатии в работе врача. И я незамедлительно согласилась, когда руководство нашей больницы попросило меня представить септический шок «глазами пациента» на нашей региональной конференции в международный день борьбы с сепсисом. Собрание проводилось с целью привлечения внимания к этой проблеме, а также к тяжелому урону, наносимому пациентам. Готовя слайды для своей презентации, я размышляла о тех уроках, которые усвоила, оказавшись в роли пациента, и которыми теперь надеялась поделиться с аудиторией.
Наша больница знала, что такое сепсис, не понаслышке. Большинство исследований по оптимизации медицинского ухода для больных сепсисом проводились в отделении скорой помощи именно у нас. Доктор Эммануэль (Мэнни) Риверс вместе с коллегами полностью пересмотрел подход к ведению пациентов с сепсисом и безоговорочно смог улучшить прогноз для них, разработав методы ранней, целенаправленной терапии. Он сидел в аудитории вместе с врачами, которые меня оперировали, выводили у меня из легких жидкость, на глазах у которых я умирала на операционном столе. Не было никаких сомнений: именно благодаря их стараниям, а также стараниям множества других профессионалов, я была жива. Благодаря им я теперь стояла перед ними, рассказывая свою историю. Несмотря на бесконечную благодарность за то, что они сделали для меня, я была уверена, что дело было не только в их таланте, преданности своему делу и клиническом успехе. Дело было также во мраке.
Я принялась рассказывать про свою госпитализацию, во время которой мне неоднократно посчастливилось остаться в живых. Я рассказала про свой ужасный геморрагический шок, про потерю ребенка, про убивавшую меня кровь, которая была не в состоянии сворачиваться из-за гипотермии, про обильные переливания донорской крови, про отказ печени и почек, про искусственную вентиляцию легких, про инсульт, про опухоли, про их эмболизацию и удаление, про сепсис. Излагая свою героическую историю болезни, я один за другим переключала слайды, на которых были изображены услышанные мной, будучи в роли пациента, на каждом этапе моей болезни слова. Белые слова на черном фоне, которые проецировались на экран в тишине аудитории.
Не могли бы вы показать мне, где вы это видите?
Она долго не протянет.
Она тут вздумала у нас умереть.
Это была ужасная ночь для меня.
Ваши почки не хотят нам помогать.
Это было не мое решение.
Вам следует взять ребенка на руки. Я бы не хотела вас пугать, однако после нескольких дней в морге их кожа начинает рассыпаться.
Ну хотя бы ты не умерла.
Сколько обезболивающего вы принимаете дома?
Вы уверены, что у вас боль восемь из десяти? Я только что дала вам морфин, и часа не прошло.
Наверное, вы просто переживаете.
Так я и стояла на всеобщем обозрении, рассказывая свою историю человека, выжившего после сепсиса, человека, пострадавшего от того, как мы раним своих пациентов на ежедневной основе. Две кажущиеся противоречивыми истины. Мы вместе шли по моей истории болезни, и все сидящие в зале чуть ли не в унисон охали, осознавая, как мы подводим своих больных. Как мы делаем столь много невероятных вещей, делаем их настолько идеально, что порой кажется, будто все происходит само собой. Как мы добиваемся успеха, но при этом терпим неудачу в простых мелочах. Как мы вредим нашим пациентам и губим в процессе самих себя. Как мы не умеем смотреть в одном направлении со своими пациентами. Как мы не умеем обращаться с эмоциями, будь они наши или наших пациентов. В этот момент я отчетливо увидела, что каждый из нас хотел все исправить.
Я знала, что вместе мы сможем все исправить.
Иногда, когда проливаешь свет на какую-то проблему, то находишь решения, сильно отличающиеся от тех, которых ожидаешь, да и сама проблема оказывается вовсе не такой, какой ты ее считал. То, что ты считал проблемой, на самом деле было лишь индикатором куда более глубокой и многогранной проблемы. Проблемы, которая изо всех сил цепляется за тебя, врастает в тебя настолько, что уже становится непонятно, где кончается она и начинаешься ты. Ты обнаруживаешь, что можешь снять ее слой за слоем, сильно при этом себя не повредив. Я все еще предпринимала эти первые нерешительные шаги, пытаясь по-настоящему увидеть и осознать гигантский и обескураживающий корень этой проблемы. Пытаясь понять ту культуру, которая воспитывала подобное поведение, которая создавала систему, год за годом эту проблему подпитывающую. Понять, как она поменяла меня и как я сама могла что-то в ней изменить.
В медицине не принято проявлять снисходительность к страданиям, хотя они и повсюду. Их предостаточно в каждом пациенте, в каждом члене его семьи, равно как и в нас самих и наших коллегах. Вездесущесть страданий и приводит к тому, что мы в итоге так охотно их игнорируем. Это самое важное, на что нужно обращать внимание, однако мы целенаправленно их не замечали, отталкивали от себя, будь это наши собственные страдания, страдания нашего пациента или его родных. Мы всегда отталкиваем их в сторону, чтобы заняться самим пациентом.
Тщательно продуманная учебная программа, которая предоставляла нам трупы для препарирования и изучения, вырабатывала в нас пренебрежительное отношение к самим себе, вынимала из нас душу. Урок был следующим: относитесь с уважением к телам, что перед вами, они священные и волшебные. А чтобы этого добиться, вам нужно полностью игнорировать свое собственное тело, свои собственные эмоции, свою целостность. Почитайте своих наставников, ставьте их настолько высоко, чтобы отказываться от собственных истин. Будьте очарованы болезнями настолько, чтобы описывать изнуренных ими пациентов своим коллегам так, словно они являются лишь воплощением классических трудов. Это лучший способ чтить пациента, несущего в себе болезнь: извлекать урок из его трагедии. Отдаляйтесь от своих собственных чувств, чтобы они не расползлись, словно зараза. Эта система построена так, чтобы выдавать предсказуемый продукт, и этому неправильно функционирующему продукту затем поручаются задачи, справляться с которыми он не обучен. Это несоответствие навечно закрепляет чувство изоляции. Медицина превратилась в некий ироничный парадокс. Мы вынимаем у врачей душу, а затем ожидаем, что они как-то преодолеют эту проблему и снова будут присутствовать в собственном теле, проявлять эмпатию и идти на сближение. Врачи, которые научились освобождаться от собственных эмоций, чтобы эффективно выполнять свои обязанности, совершенно естественно отводят взгляд от любых встречающихся им на пути эмоций окружающих.
