В тот период Марта узнала, что один из ее бывших любовников, Рудольф Дильс, скончался, причем совершенно неожиданным для человека, столь искушенного в искусстве выживания, образом. Проработав два года в Кёльне, он стал региональным комиссаром в Ганновере, однако вскоре его сняли с этого поста – за чрезмерную щепетильность
[989]. Он устроился директором по внутренним перевозкам в одну гражданскую компанию, но вскоре был арестован во время широкомасштабной облавы, устроенной после покушения на Гитлера 20 июля 1944 г. Войну Дильс пережил и даже выступал на Нюрнбергском процессе в качестве свидетеля обвинения. Позже он стал высокопоставленным чиновником в правительстве Западной Германии. Фортуна изменила ему 18 ноября 1957 г. на охоте. Он погиб от случайного выстрела из собственной винтовки, когда неосторожно доставал ее из автомобиля.
•••
Со временем Марта рассталась с иллюзиями в отношении коммунизма как практической основы повседневной жизни. Разочарование переросло в глубокое отвращение во время «Пражской весны» 1968 г., когда, проснувшись утром, она увидела танки, с грохотом ползущие по улице мимо ее дома, – советские войска вторглись в Чехословакию. Марта писала: «Это было одно из самых отвратительных, отталкивающих зрелищ, какие нам когда-либо доводилось видеть»
[990].
Она возобновила отношения с некоторыми из старых друзей посредством почтовой связи. У нее завязалась оживленная переписка с Максом Дельбрюком. Она обращалась к нему «Макс, любовь моя», он к ней – «Моя нежно любимая Марта»
[991]. Они обменивались шутками о том, что с возрастом чувствуют себя все хуже. «У меня все прекрасно, прекрасно, просто прекрасно, – сообщал он ей, – вот только легкое сердечное заболевание да небольшая множественная миелома». Он уверял, что зато благодаря химиотерапии избавился от лысины.
Что касается некоторых других знакомых мужчин, то они удостоились со стороны Марты не столь лестной ретроспективной оценки. Она писала, что принц Луи Фердинанд был «форменным ослом»
[992], а Путци Ханфштангль – «просто фигляром»
[993].
Впрочем, одна ее большая любовь теперь, видимо, горела ярко как никогда. Марта написала своему бывшему супругу Бассету (это была первая ее большая любовь из трех), – и вскоре они уже оживленно переписывались, очень непринужденно, словно им опять было по двадцать с небольшим. Они анализировали свой роман, пытаясь понять, чтó пошло не так. Бассет признавался, что уничтожил ее любовные письма, потому что понял: «Даже по прошествии времени мне было бы невыносимо перечитывать их, и еще менее я хотел бы, чтобы после моего ухода их прочел кто-то еще»
[994].
А Марта сохранила его письма. «Ах, какие любовные послания!» – восхищалась она теперь
[995].
«Ясно одно, – писала она Бассету в очередном письме (в ноябре 1971 г., когда ей было уже 63 года). – Если бы мы не расстались, у нас была бы яркая, наполненная, полная страстей совместная жизнь. ‹…› Но я задаюсь вопросом: долго ли ты чувствовал бы себя счастливым рядом с такой необычной, чуждой условностей женщиной, какой я была и остаюсь, даже если бы мы не столкнулись с теми трудностями, с которыми я столкнулась позже. Но я не жалею: мне выпали радости пополам с печалью, плодотворное бытие и красота вперемешку с потрясениями! Я любила тебя, и Альфреда, и еще одного человека – и продолжаю любить. В общем, ты когда-то любил странную птицу и даже был на ней женат. И она по-прежнему весело щебечет»
[996].
В 1979 г. Федеральный суд США снял (хотя и не очень охотно) с Марты Додд и Альфреда Стерна все обвинения в связи с недостаточностью доказательств и смертью свидетелей
[997]. Супруги жаждали вернуться в Америку и уже обдумывали возвращение, как вдруг сообразили, что остается еще одно препятствие. Все эти годы, проведенные в изгнании, они не платили налогов. Накопилась колоссальная задолженность, мешавшая им въехать в США.
Они подумывали о том, чтобы перебраться куда-нибудь еще (может быть, в Англию или Швейцарию), но возникла новая помеха, самая труднопреодолимая из всех: старость.
К этому времени возраст и болезни серьезно сказались на том мире, каким его помнила Марта по былым годам. В октябре 1952 г. умер от рака Билл Додд, оставив жену и двоих детей
[998]. После Берлина он много лет кочевал с одной работы на другую и в конце концов осел в Сан-Франциско, где трудился продавцом в книжном отделе универмага Macy’s. Во время скитаний его левые взгляды привлекли внимание комиссии Дайса, которая объявила его кандидатуру «неподходящей» для службы в федеральных органах власти (он тогда служил в Федеральной комиссии по связи). После его смерти Марта осталась последней из семьи Додд. «Билл был отличный парень, прекрасный человек, очень добрый, ему довелось пережить много разочарований и страданий, может быть, даже слишком много, – писала Марта первой жене Билла, Одри. – Мне его ужасно не хватает, без него так пусто и одиноко»
[999].
Квентин Рейнольдс скончался 17 марта 1965 г., в не столь уж преклонном возрасте – ему было 62 года. Путци Ханфштангль, чьи внушительные габариты, казалось, уже сами по себе делают его неуязвимым, ушел из жизни в Мюнхене 6 ноября 1975 г. Ему было 88 лет. Зигрид Шульц, «чикагский дракон», умерла 14 мая 1980 г. в возрасте 87 лет. А Макс Дельбрюк (вероятно, с новой роскошной шевелюрой) скончался в марте 1981 г. Теперь больше некому было храбриться и писать Марте, что «все отлично». Ему было 74 года.
Уход многих близких, друзей и знакомых печалил Марту и заставлял ее задумываться о серьезных вопросах. В марте 1984 г., когда ей было 75, а Стерну – 86 лет, она писала одной из подруг: «Как ты думаешь, где нам следовало бы умереть, если бы мы могли выбирать? Здесь или за границей? Разве тому из нас, кто останется жить, будет легче, если придется сидеть здесь в одиночестве, предаваясь мучительным воспоминаниям? Может быть, лучше уехать куда-нибудь к черту, на новое место? Или отправиться туда вместе и потом скорбеть там, грустить о несбывшихся мечтах, почти или совсем без друзей, в незнакомом окружении, но все-таки имея в запасе несколько лет, чтобы обустроить за границей какой-никакой дом?»
[1000]
