Марта пережила мужа. Стерн умер в 1986 г. Она осталась в Праге, хоть и писала друзьям: «Мне нигде не может быть так одиноко, как здесь»
[1001].
Она умерла в 1990 г., в возрасте 82 лет, – не то чтобы героическая личность, но, несомненно, женщина с принципами, оставшаяся непоколебимой в своей убежденности, что поступала правильно, помогая Советам в борьбе с нацистами, когда почти весь мир не хотел ничего предпринимать. Она умерла, по-прежнему балансируя на опасной грани: странная птица в изгнании, вечно обещающая, флиртующая, вспоминающая былое, после Берлина неспособная успокоиться в роли hausfrau
[1002], нуждающаяся в том, чтобы снова и снова чувствовать себя личностью яркой и значительной.
А Бассет, старый верный Бассет, пережил Марту на шесть лет. Он простился с великолепным лесным темно-пунцовым буком, росшим на заднем дворе его дома в Ларчмонте, и переселился в квартиру в Ист-Сайде на Манхэттене, где мирно скончался в возрасте 102 лет
[1003].
Через несколько лет после окончания Второй мировой войны всплыло собрание документов – записей разговоров Гитлера с его подручными
[1005]. Записи вел его заместитель Мартин Борман. Одна из них посвящена беседе за обедом в октябре 1941 г. в «Волчьем логове» (Wolfsschanze), ставке Гитлера в Восточной Пруссии. В числе прочего речь зашла о Марте Додд.
Гитлер, когда-то поцеловавший ей руку, заметил:
– Подумать только, во всем министерстве не нашлось никого, кто смог бы вонзить когти в дочку бывшего американского посла Додда. А ведь к ней нетрудно было подкатиться. Это была их работа, и ее следовало сделать. Короче говоря, девчонку надо было прибрать к рукам. ‹…› В былые времена, когда мы вели осаду какого-нибудь промышленника, мы делали это через его детей. А старина Додд был болван, его запросто можно было посадить на крючок с помощью дочери.
Один из сотрапезников Гитлера поинтересовался:
– Но она хотя бы была хорошенькая?
Другой гость фыркнул:
– Страшилище!
– Надо уметь быть выше этого, мой дорогой друг, – пожурил его Гитлер. – Это одно из требований к нашей работе. А иначе за что, спрашивается, наши дипломаты получают жалованье? В данном случае дипломатическая работа была бы не службой, а удовольствием. И все могло бы закончиться свадьбой!
Источники и благодарности
Отправляясь в мысленное путешествие в мрачные времена гитлеровского режима, я не ожидал, что тьма так глубоко проникнет в мою душу. Как правило, я горжусь тем, что мне удается сохранять журналистскую отстраненность – способность скорбеть о трагедии, отдавая дань связанному с ней нарративу. Но на этот раз воображаемая повседневная жизнь в окружении нацистов стала для меня серьезным испытанием. Некоторое время на моем рабочем столе лежала книга Яна Кершоу «Гитлер, 1889–1936. Гибрис»
[1006] – работа очень масштабная, служившая мне своего рода «справочником натуралиста», путеводителем по политическим перипетиям эпохи. На обложке – фотография Гитлера, к которой (да простит меня сэр Ян) я проникся таким отвращением, что мне приходилось класть книгу обложкой вниз; согласитесь: увидеть с утра эти налитые ненавистью глаза, эти обвисшие щеки, этот кусок губки для мытья посуды, притворяющийся усами, значило испортить себе настроение на весь день.
Сегодня в нашем распоряжении огромное множество исторических трудов о Гитлере и Второй мировой войне, которые необходимо прочесть каждому, кто собирается исследовать любое, даже самое незначительное событие того времени. Чтение этих книг лишь усугубляло мое и без того подавленное состояние, и дело было не в объеме текста, а в открывавшихся мне ужасах. Трудно осознать протяженность во времени и пространстве созданного Гитлером мира войны: тут и отправка евреев в лагеря смерти даже после того, как стала очевидна неизбежность поражения Германии; и танковые сражения с русскими, за считаные дни уносившие десятки тысяч жизней; и печально знаменитые карательные операции – например, в одной французской деревушке в один прекрасный солнечный день нацисты выволокли из домов и лавок дюжину мужчин и женщин, поставили их к стенке и расстреляли; никаких объяснений, никаких прощальных слов – только пение птиц и кровь.
Некоторые книги, и прежде всего «Гибрис» Кершоу, оказались чрезвычайно полезными с точки зрения детального знакомства с расстановкой сил накануне Второй мировой войны и персоналиями, действовавшими в то время. В числе старых работ, которые до сих пор по праву считаются классическими и достойными изучения, назову книги «Гитлер. Исследование тирании» Алана Баллока и «Взлет и падение Третьего рейха» Ширера. Из сравнительно недавних трудов отмечу книги Ричарда Эванса, своего рода научного двойника Кершоу, «Третий рейх: Дни триумфа. 1933–1939»
[1007] и «Третий рейх: Дни войны. 1939–1945»
[1008] – массивные тома, изобилующие очень интересными (хотя и отвратительными) подробностями.
Помогли мне и другие книги, посвященные заинтересовавшим меня отдельным вопросам, и в первую очередь «Сопротивление Гитлеру: Милдред Харнак и Красная капелла» Шарин Бризак; «Заколдованный лес» специалистов по истории КГБ Аллена Вайнштейна и Александра Васильева; «Шпионы: Взлет и падение КГБ в Америке» Александра Васильева, Джона Хейнса и Харви Клера.
