Собирая материалы для этой книги, я столкнулся с трудностью особого рода: как узнать, как выглядел довоенный Тиргартен? Додд и Марта проводили в парке много времени, но во время войны он сильно пострадал и от бомб союзников по антигитлеровской коалиции, и от снарядов победно наступающих русских. Неоценимую помощь в установлении точного местоположения многих важных объектов, например «Романского кафе» (Курфюрстендамм, 238) и отеля «Адлон» (Унтер-ден-Линден, 1), оказал чудом раздобытый довоенный путеводитель Бедекера. Чтобы получить представление о повседневной жизни Берлина того времени, я постарался прочесть как можно больше мемуаров, памятуя, однако, о том, что воспоминания о нацистской эпохе, как правило, сильно страдают от самоцензуры; их авторы не хотят казаться покорными, радующимися взлету и господству нацистской партии людьми, каковыми они, возможно, на самом деле были. Самый яркий пример тому, несомненно, «Мемуары» Франца фон Папена, опубликованные в 1953 г. Папен, в частности, уверяет, что сам готовил свою марбургскую речь, причем «с величайшей тщательностью»; это утверждение никто не принимает всерьез. В действительности текст выступления был для него такой же неожиданностью, как и для аудитории.
Особенно полезными оказались стилизованные под мемуары романы Кристофера Ишервуда «Труды и дни мистера Норриса» и «Прощай, Берлин» – благодаря содержащимся в них описаниям Берлина и общего ощущения атмосферы города в годы, непосредственно предшествовавшие восхождению Гитлера на вершину власти, когда сам Ишервуд жил в Берлине. Я с огромным удовольствием заходил в YouTube в поисках старых киноматериалов, где запечатлен Берлин, и нашел довольно много интересного – в том числе немой фильм «Берлин. Симфония великого города» (1927 г.), создатели которого попытались показать один день немецкой столицы. С особой радостью я отыскал пропагандистскую картину «Чудо полета» (1935 г.), снятую для привлечения молодых людей в люфтваффе. В этом фильме Эрнст Удет, один из любовников Марты, играет сам себя и даже гордо демонстрирует свою берлинскую квартиру, очень похожую на ту, которую Марта описывает в мемуарах.
Настоящую кладезь архивных материалов, передающих ощущение хитросплетений жизни в гитлеровском Берлине, я обнаружил в Висконсинском историческом обществе. В одном из его архивных фондов я нашел бумаги Зигрид Шульц, Кальтенборна и Луи Лохнера. Совершив короткую, но чрезвычайно приятную прогулку, оттуда можно дойти до библиотеки Висконсинского университета, где я отыскал немало материалов о единственном человеке, окончившем это учебное заведение, который был гильотинирован по приказу Гитлера, – о Милдред Харнак.
Важнейшую роль сыграли мои собственные впечатления от Берлина. Многие исторические районы города, дающие представление о примерном местоположении интересующих меня зданий, сохранились до наших дней. Как ни странно, во время войны почти не пострадали корпуса геринговского министерства авиации, а также «Бендлер-блока», штаба вооруженных сил. Больше всего меня поразило то, как близко от дома Доддов располагались эти здания: до обоих этих важнейших правительственных учреждений можно было дойти пешком, как и до штаб-квартиры гестапо и гитлеровской рейхсканцелярии (два последних здания не сохранились). Там, где некогда высился дом, в котором жили Додды (Тиргартенштрассе, 27А), теперь обнесенный сеткой заросший травой пустырь, за которым виднеется «Бендлер-блок».
Особую признательность хочется выразить Джианне Панофски и ее мужу Гансу, сыну Альфреда Панофски, владельца дома, который снимали Додды. Супруги в конце концов поселились в США, в Эванстоне (штат Иллинойс); Ганс преподавал в Северо-Западном университете. Миссис Панофски любезно предоставила мне поэтажные планы дома; Эшли Кейзер, аспирантка Школы журналистики Северо-Западного университета, аккуратно скопировала их для меня. Джианна Панофски была прекрасной собеседницей. К сожалению, в 2010 г. она скончалась от рака толстой кишки.
Но в первую очередь я благодарен моим верным первым читателям – Кэрри Долан и ее мужу Райану Расселу; моим дочерям Кристен, Лорен и Эрин; и, разумеется, моей жене, моему секретному оружию, – Кристине Глисон, чьи пометки на полях (в том числе плачущие рожицы и выразительные звукоподражательные словечки, обозначающие громкий храп засыпающего от скуки читателя), как и всегда, имели для меня неоценимое значение. Моим дочерям я также благодарен за критические замечания в отношении моей манеры одеваться (по мере их взросления критика становится все более конструктивной). Я в неоплатном долгу перед Бетти Прашкер – редактором, которая работает с моими текстами вот уже почти два десятка лет, и Джоном Глусманом, чьи знания и опыт помогли при подготовке книги к публикации. Я благодарен Доминике Алиото, которая брала на себя работу, которую, вообще говоря, не обязана была выполнять, а также Джейкобу Бронштейну, столь мастерски балансирующему на границе между Всемирной паутиной и остальным миром. Хочу поблагодарить также Пенни Саймон за дружбу и умение заставить меня делать вещи, делать которые мне не хочется; Тину Констебль – за то, что на нее всегда можно было положиться; а также Дэвида Блэка, моего давнего агента, тонкого знатока вин и близкого друга. Не могу не поблагодарить и Молли, которой (увы, лишь мысленно) жму лапу, – нашу милую, чудесную собаку, скончавшуюся от рака печени в возрасте десяти лет, когда моя работа над этой книгой уже близилась к завершению. В последние недели жизни, после многих лет безуспешных попыток, Молли наконец удалось поймать кролика. Мы вспоминаем ее каждый день.
•••
В Берлине со мной случилось нечто странное. Такое бывает, когда я с головой погружаюсь в изучение материалов для очередной книги. Я остановился в отеле «Риц-Карлтон» недалеко от Тиргартена – не потому, что это «Риц», а потому, что это новый «Риц», где можно снять номер по соблазнительно низкой (можно сказать, сверхнизкой) цене. Сыграло свою роль и то, что дело было в феврале. В первое же утро, страдая после перелета и смены часовых поясов и потому не будучи в силах заниматься серьезными делами, я отправился на прогулку. Я двинулся в сторону Тиргартена, со смутной мыслью, что буду идти до тех пор, пока не найду место, где стоял дом Доддов, если, конечно, не замерзну насмерть. Утро было морозное и ветреное, с неба иногда падали снежинки; относимые ветром, они летели по косой. По пути я увидел изрешеченное пулями старинное здание, сохраняемое очень интересным образом: по фасаду его обнесли огромной стеклянной стеной, над которой была надстроена площадка, а на ней возвышалось современное здание в несколько этажей с квартирами класса люкс. Из праздного любопытства я подошел к табличке с информацией о здании. Оказалось, что раньше здесь располагался отель «Эспланада» – тот самый, в котором Додды жили первое время после прибытия в Берлин. Внутри здания (тоже за стеклом) можно было увидеть полностью восстановленную внутреннюю часть стены, за которой когда-то был зал для завтраков. Странно было видеть эти архитектурные объекты за стеклом (чем-то напоминающие гигантских неподвижных рыб), но эти стены многое мне открыли. И мне показалось, что я на мгновение увидел Додда и Марту, спешащих по своим делам в начале дня. Вот Додд – он быстро шагает в северном направлении, в сторону Тиргартена, оттуда отправится в посольство на Бендлерштрассе. Вот Марта – она устремляется на юг. Ее ждет Рудольф Дильс, с которым она договорилась встретиться возле бывшей художественной школы на Принц-Альбрехт-штрассе и посидеть за скромным ланчем в каком-нибудь не слишком заметном ресторанчике.
