По мнению Додда, некоторые представители власти начали задумываться об изменении курса и более умеренной – во всяком случае, по сравнению с курсом Гитлера, Геринга и Геббельса, которых посол называл «мальчишками, решившими поиграть в борьбу за мировое господство», – политике
[241]. Основанием для оптимизма Додд считал настроения представителей среднего звена государственного управления, работающих в министерствах. «Министры хотели бы прекратить преследование евреев и начать сотрудничать с последними приверженцами принципов немецкого либерализма, – писал он. – Борьбу между этими двумя лагерями я наблюдаю со дня прибытия в Германию»
[242].
На оценки Додда во многом повлияла состоявшаяся вскоре после его приезда встреча с министром иностранных дел Германии Константином Фрайхерром фон Нейратом, которого Додд (по крайней мере тогда) причислял к умеренному лагерю.
Додд встретился с Нейратом 15 июля, в субботу, в министерстве иностранных дел, расположенном на Вильгельмштрассе – бульваре, тянущемся вдоль восточной границы Тиргартена; на бульваре было сосредоточено столько министерств и ведомств, что само название улицы стало синонимом правительства Германии.
Нейрат был мужчина представительный: серебряные седины, темные брови и коротко подстриженные усы придавали ему сходство с актером, играющим благородных отцов. Марта вскоре тоже познакомится с ним – и поразится его способности скрывать эмоции. «Его лицо, – писала она, – было лишено всякого выражения: классическая “протокольная физиономия”, лицо игрока в покер»
[243]. Как и Додд, министр любил ходить пешком и начинал день с прогулки по Тиргартену.
Нейрат считал себя представителем здравомыслящих сил в правительстве, которые, как он полагал, способны взять под контроль Гитлера и его партию. Один из представителей власти его уровня выразился так: «Он хотел приручить нацистов, сделать их удобными партнерами, оставаясь в рамках умеренного националистического режима»
[244]. Впрочем, Нейрат полагал, что рано или поздно гитлеровское правительство само себя погубит. «Он всегда верил, – писал один из его помощников, – что, если будет просто работать на своей должности, выполнять свои обязанности и поддерживать отношения с другими странами, в один прекрасный день проснется и обнаружит, что нацисты испарились»
[245].
Додд нашел Нейрата «очень приятным человеком»
[246]. Это суждение говорило о намерении посла судить обо всем происходящем в Германии максимально объективно. Додд предположил, что у Гитлера должны быть и другие подчиненные типа Нейрата. В письме другу посол писал: «Гитлер перейдет на сторону этих более разумных деятелей и ослабит возникшую напряженность»
[247].
•••
На следующий день, примерно в половине второго, в Лейпциге – том самом городе, где Додд защищал докторскую диссертацию, – молодой американец Филип Цукерман с супругой (гражданкой Германии), тестем и свояченицей совершал воскресную прогулку. Как оказалось, он выбрал не лучшее время для прогулки, учитывая, что все они были евреи, а в городе в те дни собралось около 140 000 штурмовиков, чтобы предаться очередной оргии, состоявшей из маршей, тренировок и, разумеется, обильных возлияний (в СА частенько устраивали такие сборища). В середине воскресного дня через центр города шагала огромная толпа под красно-бело-черными нацистскими знаменами, которые развевались и на близлежащих зданиях. В половине второго группа штурмовиков отделилась от главной колонны и двинулась по поперечной улице – Николаиштрассе. Именно по ней и прогуливались Цукерманы.
Отряд СА прошел было мимо них, но тут несколько молодчиков, шагавших в арьергарде, решили, что чета Цукерман и их родственники – наверняка евреи. Без предупреждения штурмовики окружили их, повалили на землю и обрушили на них град пинков и ударов, после чего спокойно двинулись дальше.
Цукерман и его жена серьезно пострадали. Их даже пришлось госпитализировать – сначала в клинику в Лейпциге, а затем в Берлине, где подключилось американское консульство. «Не исключено, что Цукерман получил серьезные повреждения внутренних органов, от которых может никогда не оправиться», – писал генеральный консул Мессерсмит в депеше, сообщая в Вашингтон о нападении
[248]. Генконсул предупреждал: власти Соединенных Штатов могут попытаться добиться финансовой компенсации Цукерману, но для его супруги этого сделать не удастся (во всяком случае, на официальном уровне), поскольку она не является гражданкой США. Генконсул добавлял: «Следует отметить, что в результате нападения, которому эта женщина подверглась в то же самое время, что и другие члены ее семьи, она оказалась в больнице, где врачи были вынуждены извлечь из ее утробы недоношенного младенца»
[249]. Он подчеркивал, что в результате миссис Цукерман больше не сможет иметь детей.
Считалось, что такого рода нападения больше не происходят; многочисленные правительственные постановления призывали к сдержанности. Но штурмовики, похоже, не обращали на эти призывы никакого внимания.
В другом донесении, касающемся вышеописанного происшествия, Мессерсмит указывал: «Любимой забавой людей из СА стали нападения на евреев, и следует откровенно признать: им не нравится, когда их пытаются лишить добычи»
[250].
Именно по причине инсайдерского ви́дения этого и других процессов, происходивших в новой Германии, ставшего возможным в результате длительного пребывания в стране, генконсул испытывал такую досаду оттого, что иностранцы не понимали истинную природу гитлеровского режима. Многие американские туристы возвращались на родину, недоумевая по поводу контраста между ужасами, о которых они читали в американских газетах (об избиениях и арестах, происходивших весной, о кострах из книг, о концентрационных лагерях), и безмятежным путешествием по Германии. Одним из таких недоумевающих был радиожурналист, подписывавший свои материалы «Г. Ф. Кальтенборн» (он родился в Милуоки, и звали его Ганс фон Кальтенборн), который вскоре после прибытия Додда в Германию побывал в Берлине вместе с женой, дочерью и сыном. Этот «дуайен радиообозревательского цеха», как его называли, готовил репортажи для Columbia Broadcasting Service и прославился на всю Америку; позднее он даже сыграл камео в фильме «Мистер Смит едет в Вашингтон»
[251] и научно-фантастическом триллере «День, когда остановилась Земля»
[252]. Перед отъездом в Германию он заглянул в Госдепартамент, где ему разрешили ознакомиться с некоторыми депешами генконсула Мессерсмита. Обозреватель счел, что в этих бумагах многое преувеличено. И даже теперь, проведя в Берлине четыре или пять дней, он заявлял Мессерсмиту, что остается при своем мнении и что в донесениях генконсула «полно неточностей и преувеличений»
[253]. Журналист предположил, что Мессерсмит опирался на информацию из источников, не заслуживающих доверия.
