В письме, приложенном к медицинскому заключению, доктор Пост писал: «Полагаю, у вас не будет повода им воспользоваться, но оно может оказаться полезным, если такая необходимость все-таки возникнет».
•••
В тот вечер в пятницу по темным пространствам, раскинувшимся между Берлином и Нюрнбергом, мчался спецпоезд (Sonderzug)
[378]. На поезде ехали послы целого ряда малых стран, в том числе дипломатические представители Гаити, Сиама и Персии. Их сопровождали сотрудники протокольных служб, стенографистки, врач и отряд вооруженных штурмовиков. Предполагалось, что на этом поезде отправится и Додд – вместе с послами Франции, Испании и Великобритании. Немецкие власти планировали, что в составе будет 14 вагонов, но, когда многие послы, выразив сожаление, отказались от поездки, количество вагонов сократили до девяти.
Гитлер уже был в Нюрнберге. Он прибыл туда вечером накануне церемонии открытия съезда партии. Каждое мгновение его пребывания в городе было тщательно отрепетировано, вплоть до подарка, который должен был вручить ему мэр города. Мэр подарил канцлеру знаменитую гравюру Альбрехта Дюрера «Рыцарь, смерть и дьявол»
[379].
Глава 13
Мрачная тайна Марты
А Марта вовсю наслаждалась светскими мероприятиями, которые так утомляли ее отца. В любой компании она мгновенно оказывалась в центре внимания – уже просто потому, что была дочерью американского посла, – и вскоре обнаружила, что ее общества ищут мужчины всех чинов и званий, всех возрастов и национальностей. Окончательный развод с мужем, банкиром Бассетом, все откладывался, но оставались лишь формальности. Она считала, что имеет полное право вести себя как ей заблагорассудится и самостоятельно решать, кому открывать свой истинный матримониальный статус. Марта поняла, что скрытность в таких вопросах – полезный инструмент разжигания страсти: с виду она была юной американкой, невинной девицей, а на самом деле имела немалый сексуальный опыт и любила заниматься сексом. Особенно ей нравился эффект, производимый на мужчин сообщением, что она была замужем. «Кажется, я тогда часто водила за нос представителей дипкорпуса, скрывая свое замужество, – писала она. – Но должна признаться, что мне нравилось, когда со мной обращались как с невинной девицей 18 лет, хотя сама я отлично знала свою мрачную тайну»
[380].
Были и широкие возможности знакомства с другими мужчинами. В доме на Тиргартенштрассе постоянно толпились студенты, немецкие чиновники, секретари посольств, корреспонденты, люди из рейхсвера, СА и СС. Офицеры рейхсвера держали себя с какой-то аристократической откровенностью и поверяли Марте свои тайные надежды на реставрацию немецкой монархии. Она считала их «очень милыми, симпатичными, любезными, но неинтересными».
Марта обратила на себя внимание Эрнста Удета, летчика-аса, героя Великой войны, который с тех пор успел прославиться на всю Германию как бесстрашный воздухоплаватель, исследователь новых земель
[381] и пилот-каскадер. Старым знакомым Удета был другой летчик-ас – не кто иной, как Геринг. С ним Марта ездила на соколиную охоту в его огромное поместье «Каринхалл», названное в честь покойной жены Геринга, шведки. Была и короткая интрижка с Путци Ханфштанглем
[382], – во всяком случае, как потом утверждал его сын Эгон. Марта без стеснения проявляла свою сексуальность и умело использовала особенности нового дома, в полной мере эксплуатируя привычку родителей рано ложиться спасть. Позже она вступит в связь с Томасом Вулфом – во время визита писателя в Берлин. Вулф позже сообщал другу, что она «порхала вокруг его члена, как бабочка»
[383].
В числе любовников Марты был Арман Берар, третий секретарь посольства Франции, – под два метра ростом, «красивый до умопомрачения», как вспоминала дочь посла. Перед тем как пригласить Марту на первое свидание, он испросил разрешения у Додда. Марта нашла это очаровательным и забавным. Она решила не сообщать Берару о своем замужестве, и он (к ее немалому тайному восторгу) обращался с ней как с девицей, понятия не имеющей о сексе. Она знала, что обладает огромной властью над ним и любой, даже случайный, ее поступок или мимолетное замечание могут повергнуть его в отчаяние. В периоды разлуки она встречалась с другими мужчинами – и старалась, чтобы он непременно об этом узнал.
«Ты единственный человек на свете, способный привести меня в отчаяние, – писал он ей, – и ты это отлично знаешь и, судя по всему, даже радуешься, когда тебе это удается»
[384]. Он умолял ее не быть жестокой. «Я этого не вынесу, – писал он. – Если бы ты знала, как я страдаю, ты бы, наверное, пожалела меня».
Один поклонник Марты, молодой (в то время) биофизик Макс Дельбрюк, вспоминал о ее умении манипулировать мужчинами даже спустя 40 лет. В 1930-х гг. это был стройный человек с четко вылепленным подбородком и густыми темными волосами, которые он тщательно причесывал так, чтобы походить на молодого Грегори Пека. Его ждали великие свершения – в том числе Нобелевская премия по физиологии и медицине, которой он удостоится в 1969 г.
В письмах, которые Марта и Дельбрюк писали друг другу уже на склоне лет, они вспоминали время, проведенное вместе в Берлине. Она спрашивала, помнит ли он, как они целомудренно сидели в одной из комнат для приемов.
«Разумеется, я помню эту комнату рядом со столовой в доме на Тиргартенштрассе, обтянутую зеленым шелком», – отвечал он
[385]. Впрочем, его воспоминания несколько отличались от воспоминаний Марты: «Мы не ограничивались целомудренным сидением на диване».
С запоздалым укором он напомнил ей об одном свидании в «Романском кафе»: «Ты страшно опоздала и все время зевала, оправдываясь тем, что расслаблялась в моем обществе, – для меня это был комплимент».
И язвительно добавлял: «Вначале я расстроился, но потом с радостью взял эту мысль на вооружение и с тех пор всегда зеваю в присутствии друзей».
Родители Марты предоставляли ей полную свободу и не следили за тем, когда она уходит и приходит. Частенько она, проведя ночь в весьма пестрой компании, возвращалась домой лишь под утро, однако, как ни странно, в семейной переписке нет свидетельств того, что родители порицали поведение дочери.
Другие, однако, все замечали и не одобряли его. Генконсул Мессерсмит даже выразил свое неудовольствие в послании, направленном в Госдепартамент, тем самым подлив масла в огонь, поскольку недоброжелатели Додда разворачивали против него кампанию. Мессерсмит знал о романе Марты с летчиком-асом Удетом и полагал, что она состояла в романтических отношениях и с другими видными нацистами – в том числе с Ханфштанглем. В письме под грифом «Лично. Конфиденциально», адресованном Джею Пьерпонту Моффату, руководителю управления по делам Западной Европы, Мессерсмит сообщал, что эти романы порождают множество сплетен. Правда, он считал, что по большей части они безобидны, за исключением связи с Ханфштанглем. Он опасался, что отношения с ним (и то, что Марта, судя по всему, их не скрывала) вынуждали дипломатов и других информаторов проявлять осторожность, сообщая Додду различные сведения, – ведь их слова могли дойти до ушей Ханфштангля. «Мне часто хотелось сказать об этом послу, – признавался генконсул Моффату, – но вопрос весьма щекотливый, и я лишь давал ему понять, чтó за человек Ханфштангль»
[386].
