А Марта столкнулась с недовольством неофициального характера. Она думала, что отцу нравится Борис, но часто замечала, что в его присутствии посол ведет себя очень сдержано, «иногда даже неприветливо». Она решила, что главная причина этого – опасения отца, что его дочь и Борис могут пожениться.
– Мои друзья и родные беспокоятся за нас, – как-то сказала она Борису. – Что из всего этого выйдет? Только куча проблем. Сейчас немного порадуемся, а потом, может быть, придется долго расплачиваться.
•••
Однажды в сентябре Марта с Борисом, захватив еду для пикника, отправились на автомобиле за город. Отыскав уединенную поляну, они расстелили на траве одеяло. Воздух был напоен ароматом свежескошенного сена. Борис, лежа на одеяле, с улыбкой смотрел в небо. Марта сорвала стебелек дикой мяты и принялась щекотать его лицо.
Как она узнала позже, он сохранил эту былинку. Он вообще был романтик, собиратель милых сердцу сокровищ. Уже тогда, в самом начале их отношений, он был совершенно очарован Мартой. И, как оказалось, за ним пристально наблюдали.
Надо полагать, в то время Марта не знала того, о чем догадывались многие корреспонденты: Борис – не только первый секретарь посольства, но еще и агент советской спецслужбы НКВД, предшественницы КГБ.
Глава 15
«Еврейская проблема»
С правительством Германии Додд в качестве посла связывался главным образом через министра иностранных дел Нейрата. После инцидента с Кальтенборном он договорился о встрече. Она должна была состояться 14 сентября 1933 г., в четверг. Додд собирался заявить официальный протест в связи не только с означенным происшествием, но и многими другими случаями нападений на американцев, а также явным нежеланием представителей режима наказывать виновных.
Беседа происходила в кабинете Нейрата в здании министерства иностранных дел на Фридрихштрассе.
Началась она вполне дружелюбно – с обсуждения экономических вопросов
[417]. Но когда Додд затронул тему «бесчинств СА» и перечислил с полдюжины случаев насилия, атмосфера быстро накалилась. Последний инцидент произошел 31 августа в Берлине: гитлерюгендовцы напали на американца Сэмюэла Боссарда, потому что тот не вскинул руку в нацистском салюте. Неделей раньше штурмовик избил другого американца, Гарольда Далквиста, за то, что тот не остановился, чтобы полюбоваться шествием СА. Количество подобных нападений по сравнению с весной сократилось, но инциденты все-таки случались – раз или два в месяц. Додд предупредил Нейрата, что сообщения прессы об этих нападениях нанесли серьезный урон репутации Германии в США, и отметил, что информация просочилась в СМИ, несмотря на его, посла, попытки смягчить негативный тон материалов американских корреспондентов.
– Могу сказать, что в ряде случаев посольству удалось предотвратить появление публикаций о незначительных инцидентах, а кроме того, мы предупредили репортеров о недопустимости преувеличений, – заверил он министра.
В ходе беседы он сообщил, что один раз даже его собственный автомобиль остановили и обыскали (человек, который это проделал, был, по-видимому, офицером СА), однако посол решил не предавать этот случай огласке, «чтобы предотвратить широкую дискуссию, которой, как вы понимаете, в противном случае избежать бы не удалось».
Нейрат поблагодарил Додда. Он отметил, что знает о его усилиях, направленных на то, чтобы пресса более сдержанно писала о насилии, чинимом штурмовиками (в том числе инциденте в Нюрнберге, свидетелями которого были Марта и Билл), и выразил послу признательность.
Тогда Додд перешел к случаю с Кальтенборном. Он подчеркнул, что реакция в Соединенных Штатах могла бы оказаться гораздо более резкой, если бы Кальтенборн решился предать случившееся огласке.
– Но он великодушно попросил нас не допустить, чтобы какие-либо сведения о данном эпизоде просочились в прессу, и я, как и мистер Мессерсмит, просил американских корреспондентов не упоминать об этой истории, – заявил Додд. – Однако история все-таки выплыла наружу и нанесла Германии ущерб, который трудно переоценить.
Нейрат славился сдержанностью и умением скрывать свои чувства, однако посол заметил, что он обеспокоен. Это было что-то новое, о чем Додд не преминул сообщить в служебной записке под грифом «Строго конфиденциально», написанной в тот же день несколько позже. Нейрат уверял, что знает Кальтенборна лично, и осудил нападение как жестокое и неоправданное.
Додд внимательно наблюдал за министром. Казалось, Нейрат говорит вполне искренне. Но в последнее время он обычно соглашался с собеседником, ничего, однако, не предпринимая в связи с затронутой темой.
Посол предостерег министра: если нападения будут продолжаться, а виновные – по-прежнему избегать наказания, Соединенным Штатам, видимо, придется «опубликовать заявление, которое нанесет огромный ущерб репутации Германии во всем мире».
Нейрат побагровел.
Додд продолжал, словно отчитывая нерадивого студента:
– Не понимаю, почему ваши чиновники допускают подобные случаи. Неужели они не понимают, что это один из самых серьезных негативных факторов, влияющих на наши отношения?
Нейрат ответил, что не далее как на прошлой неделе поднимал этот вопрос в личных беседах с Герингом и Гитлером. По его словам, оба заверили, что употребят все свое влияние, чтобы предотвратить насилие. Нейрат пообещал сделать то же самое.
Но Додд не сдавался. Он ступил на еще более опасную почву и заговорил о «еврейской проблеме», как называли ее и он сам, и Нейрат.
Министр осведомился, нет ли в Соединенных Штатах «собственной» еврейской проблемы.
– Вам, разумеется, известно, – ответил Додд, – что у нас в США время от времени возникают проблемы с евреями, пользующимися слишком сильным влиянием в некоторых сферах интеллектуальной и деловой жизни.
Он добавил: некоторые люди его круга, служившие в Вашингтоне, конфиденциально признавались ему, что «понимают трудности немцев в этой области, однако совершенно не согласны с методами решения проблемы, которые часто оборачиваются крайней жестокостью».
Додд рассказал о своей встрече с химиком Фрицем Габером.
– Да, – отозвался Нейрат, – я знаю Габера и ценю его как одного из величайших европейских химиков.
Нейрат согласился, что Германия неправильно относится к евреям, и заявил, что его министерство ратует за более гуманный подход. Он утверждал, что видит признаки позитивных изменений в этой области. Министр сообщил, что на днях был на скачках в Баден-Бадене и на трибуне рядом с ним сидели, наряду с другими правительственными чиновниками, трое евреев, достаточно известных в Германии, «и никто не смотрел на них враждебно».
Посол ответил:
