Дата выборов была выбрана не случайно – следующий день после 15-й годовщины подписания мирного договора, положившего конец Великой войне. Гитлер как угорелый носился по Германии и призывал поддержать его решение. На одной из встреч с избирателями он заявил: «11 ноября народ Германии официально утратил честь; но 15 лет спустя, 12 ноября, наступит день, когда немецкий народ вернет ее»
[532]. Президент Гинденбург тоже агитировал за поддержку решения Гитлера. «Покажите завтра, что нация едина как никогда, продемонстрируйте солидарность с правительством, – призывал он граждан 11 ноября. – Поддержите вместе со мной и рейхсканцлером принцип паритета в области вооружений и стремление к достойному мирному сосуществованию»
[533].
Избирательные бюллетени включали два раздела. Во-первых, немцам предлагалось избрать депутатов нового рейхстага. В числе кандидатов были лишь нацисты. Это означало, что парламент в полном составе будет с восторгом приветствовать любое решение Гитлера. Во-вторых, граждане должны были ответить на вопрос об одобрении двух последних внешнеполитических инициатив канцлера. Вопрос был сформулирован таким образом, чтобы гарантировать максимальную поддержку: непонятно было, о чем, собственно, спрашивают: о том ли, хочет ли голосующий мира; или о том, считает ли он Версальский договор несправедливым; или о том, должны ли, по его мнению, другие страны относиться к Германии как к равному партнеру; или о том, готов ли он просто поддержать Гитлера и его правительство
[534].
Гитлер хотел добиться впечатляющей поддержки избирателей. По всей стране члены нацистской партии принимали самые решительные меры, направленные на обеспечение высокой явки избирателей. По данным одного из источников, на избирательные участки приносили на носилках даже прикованных к постели больных
[535]. Виктор Клемперер, филолог еврейского происхождения, проживавший в то время в Дрездене, писал в дневнике о «беспрецедентных пропагандистских усилиях», предпринимаемых для того, чтобы немцы проголосовали «за»: «На каждом коммерческом транспортном средстве, на каждом почтовом фургоне и велосипеде, на каждом доме, в каждой витрине, на широких транспарантах, растянутых поперек улиц, – повсюду были цитаты из речей Гитлера и неизменное “за” – якобы за мир! Поистине чудовищное лицемерие»
[536].
Партийцы и люди из СА отслеживали, кто проголосовал, а кто – нет. Последних навещал отряд штурмовиков. Замешкавшимся напоминали, что им лучше немедленно отправиться на избирательный участок. Для тех, кто не сразу мог сообразить, чего от них добиваются, в утреннем воскресном выпуске официальной нацистской газеты Völkischer Beobachter напечатали следующее предупреждение: «Для ясности повторяем еще раз: тот, кто не присоединится к нам сегодня; тот, кто сегодня не проголосует; тот, кто сегодня не ответит “да”, покажет, что он если и не заклятый враг, то, по крайней мере продукт разложения, и ему больше не будут помогать»
[537].
И контрольный выстрел: «И для него, и для нас будет лучше, если этот человек перестанет существовать».
В Германии насчитывалось 45,1 млн избирателей. Проголосовали 96,5 % имеющих право голоса. Из них 95,1 % поддержали новую международную политику Гитлера. Любопытный факт: 2,1 млн граждан страны (чуть меньше 5 % численности зарегистрированного электората) сделали рискованный выбор и проголосовали против
[538].
По окончании выборов Гитлер выступил с заявлением, в котором поблагодарил немецкий народ за «не имеющую прецедентов в истории поддержку, продиктованную искренним стремлением к миру и желанием вернуть национальное достоинство и навсегда добиться равноправия с другими странами»
[539].
Итоги голосования Додд предвидел задолго до завершения подсчета голосов. «Эти выборы – самый настоящий фарс», – писал он Рузвельту
[540].
Самым ярким свидетельством этого было голосование в лагере Дахау: 2154 из 2242 заключенных (96 %) поддержали гитлеровское правительство
[541]. История умалчивает о судьбе 88 храбрецов, которые либо не голосовали, либо проголосовали против.
•••
13 ноября, в понедельник, президент Рузвельт сумел выкроить время, чтобы написать небольшое послание Додду. Он похвалил посла за его письма и, явно имея в виду беспокойство Додда по поводу встречи с Гитлером, заверил его: «Я рад, что вы так откровенны с некоторыми людьми. Думаю, это хорошо»
[542].
Президент также прокомментировал замечание обозревателя Уолтера Липпмана: две страны, в которых проживало всего 8 % населения планеты, – Германия и Япония, – сумели «из-за своих империалистических позиций» воспрепятствовать миру и разоружению в других странах и регионах.
«Иногда мне кажется, – писал президент, – что мировые проблемы не только не решаются, но становятся все более серьезными. Однако в нашей стране, невзирая на словесные атаки, ворчанье и брюзжание как крайних правых, так и крайних левых, нам удается возвращать людям рабочие места и поднимать уровень их благосостояния».
Заканчивалось письмо на оптимистической ноте: «Продолжайте и дальше так же хорошо работать!»
•••
Всю первую половину ноября госсекретарь Халл и другие высокопоставленные чиновники из Вашингтона, включая заместителя госсекретаря Филлипса, были заняты исключительно подготовкой предстоящего визита в страну Максима Литвинова, главы Народного комиссариата по иностранным делам
[543]. Он приезжал, чтобы обсудить с Рузвельтом вопросы, касающиеся признания Соединенными Штатами Советского Союза. Изоляционисты были настроены против, но Рузвельт считал, что признание СССР дало бы Америке ряд важных стратегических преимуществ: оно позволило бы инвестировать в Россию и способствовало бы сдерживанию амбиций Японии в Азиатском регионе. Переговоры Рузвельта с Литвиновым, трудные и часто неприятные для обеих сторон, окончились официальным признанием Рузвельтом СССР. Это произошло 16 ноября 1933 г.
