Борис отвернулся и стал смотреть на воду.
– Да, я знаю, – грустно отозвался он. – Мне тоже нелегко.
Но он не умел долго предаваться унынию. На лице у него снова вспыхнула знаменитая улыбка.
– Ведь теперь наши страны – официальные друзья, – заметил он, – а значит, нам станет легче, все будет возможно, правда?
Да, но…
Было еще одно препятствие. Борис кое-что скрывал от Марты. Она знала его тайну, но до сих пор не говорила ему об этом. Теперь же, глядя ему в лицо, она тихо проговорила:
– И потом, ты женат.
Борис снова отступил на шаг. Его лицо, раскрасневшееся от холода, заалело еще сильнее. Он подошел к перилам и облокотился на деревянную перекладину. Он был высок и строен, и грациозная поза очень шла ему. Какое-то время они молчали.
– Мне так жаль, – выдавил он наконец. – Я должен был тебе сказать. Я думал, ты знаешь. Прости меня.
Она ответила, что вначале не знала, но потом Арман и ее родители показали ей запись о Борисе в дипломатическом справочнике, выпускаемом министерством иностранных дел Германии. Рядом с именем Бориса стояло имя его жены с пометкой «abwesend» – «отсутствует».
– Она не «отсутствует», – сказал Борис. – Мы не живем вместе. Мы уже давно не счастливы вместе. В следующем дипломатическом справочнике эта графа будет пустой.
Борис также признался, что у него есть дочь, которую он обожает. По его словам, дочь была единственным, что связывало его с женой.
Марта заметила, что на глазах у него выступили слезы. Это и раньше случалось с ним в ее присутствии, и ей всегда казалось, что это очень трогательно, однако она чувствовала себя неловко. Плачущий мужчина – это было что-то новое для нее. В Америке мужчины не плакали – во всяком случае, в то время. До сих пор она видела слезы на глазах у мужчины лишь однажды, и это были глаза ее отца, – после смерти Вудро Вильсона, которого Додд считал близким другом. Марта увидит их еще раз – через несколько лет.
Они вернулись в ресторан, прошли к своему столику. Борис заказал еще водки. Казалось, он испытывает облегчение. Они потянулись друг к другу через столик, взялись за руки.
И Марта тоже кое в чем призналась.
– Ты женат, а я замужем, – сказала она.
Марта не ожидала такой бурной реакции. Упавшим, помрачневшим голосом Борис пробормотал:
– Марта, нет!
Он продолжал держать ее за руки, но на лице у него появилось выражение безнадежности и страдания.
– Почему же ты не сказала мне? – спросил он.
Она объяснила, что с самого начала скрывала свое замужество от всех, кроме родных, что ее муж – банкир из Нью-Йорка, что когда-то она испытывала к нему глубокое чувство, но теперь они официально разведены, осталось лишь выполнить кое-какие формальности.
Борис уронил голову на руки, пробормотал что-то по-русски. Она погладила его по волосам.
Он порывисто встал и снова вышел наружу. Марта осталась сидеть за столиком. Вскоре Борис вернулся.
– Ach
[553], господи, – проговорил он и засмеялся, а потом поцеловал ее в макушку. – Ах, какая у нас вышла путаница. Замужняя женщина, муж банкир, дочь иностранного дипломата… Куда уж хуже. Ладно, мы с этим как-нибудь разберемся. Коммунисты привыкли совершать невозможное. Но ты должна мне помочь.
Уже почти на закате они вышли из ресторана и поехали обратно в город, так и не подняв верх машины. Это был важный день. Марта помнила мельчайшие детали – как налетающий ветер пытался растрепать ее косу, уложенную на затылке в узел; как Борис вел машину – одной рукой держась за руль, а другой обнимая Марту и лаская ее грудь. Он часто так делал, когда ехал с ней. Густые леса, тянувшиеся по обеим сторонам дороги, в гаснущем свете дня становились все темнее. Они источали густой аромат осени. Золотистые пряди, выбившиеся из косы Марты, развевались по ветру.
Они не говорили об этом прямо, но оба понимали: произошло нечто очень важное. Марта серьезно увлеклась этим мужчиной и больше не могла обращаться с ним так же, как с прочими своими поклонниками. Она не хотела, чтобы случилось то, что случилось. Но это случилось, и ее избранником стал тот, кого весь мир считал совершенно неподходящим для нее.
Глава 26
«Маленький пресс-бал»
Каждый год в ноябре берлинская Ассоциация иностранной прессы устраивала ужин и бал в отеле «Адлон». На это роскошное светское мероприятие приглашали многих высокопоставленных чиновников, дипломатов и знаменитостей, проживавших в столице. Его называли «маленьким балом для прессы», потому что оно было не таким масштабным и помпезным, как ежегодный банкет для представителей немецкой прессы; в последнее время атмосфера на банкете становилась все более затхлой, поскольку большинство немецких газет почти полностью контролировал Йозеф Геббельс и его министерство народного просвещения. Для иностранных корреспондентов «маленький бал» имел огромную практическую ценность. Вот что писала о нем Зигрид Шульц: «Всегда легче вытаскивать информацию из человека, который (как и его жена, если таковая имелась) был твоим гостем и танцевал у тебя на балу, чем если бы ты встречался с ним лишь в рабочие часы»
[554]. В 1933 г. «маленький пресс-бал» был назначен на вечер 24 ноября, пятницу; через шесть дней американцы, проживавшие в Берлине, собирались праздновать День благодарения.
Незадолго до восьми вечера к «Адлону» длинной чередой начали подъезжать огромные автомобили, фары у многих были размером с дыню. Из них выходили разные высокопоставленные нацистские чиновники, послы, художники, кинорежиссеры, актрисы, писатели – и, конечно же, собственно иностранные корреспонденты всех стран, от самых больших до самых маленьких. Гости кутались в теплые пальто и шубы, защищаясь от холода и сырости (температура воздуха приближалась к минусовой). Прибыли, в частности, статс-секретарь по иностранным делам Бернгард Вильгельм фон Бюлов
[555]; министр иностранных дел Нейрат; французский посол Франсуа-Понсе; британский посол сэр Эрик Фиппс; и, конечно же, вездесущий великан Путци Ханфштангль. Явилась и Белла Фромм, «тетушка Фосс», ведущая колонку светской хроники. Для нее этот банкет будет омрачен страшной трагедией, – впрочем, такие трагедии все чаще случались тогда в Берлине, пусть и не на виду у публики. Додды – все четверо – прибыли на своем стареньком «шевроле». Франц фон Папен, вице-канцлер, подкатил на шикарном авто значительно бóльших размеров, чем автомобиль Додда. Как и Додд, он был с семьей – женой, дочерью и сыном. Хозяин отеля Луи Адлон, сияя улыбкой, в смокинге поверх ослепительно-белой фрачной сорочки, торжественно приветствовал каждого прибывающего гостя. Лакеи принимали у гостей шубы, пальто и цилиндры.
