В заключение Нейрат указывал, что из-за намечавшегося пародийного суда «поддержание дружественных отношений, которого искренне желают оба государства, становится чрезвычайно трудной задачей».
Прочитав документ, Додд негромко объяснил, что в Америке «никто не может запретить проведение частного или общественного собрания» (немцы, видимо, никак не могли это уразуметь)
[667]. Додд также намекнул, что Германия сама навлекла на себя проблемы в области международных отношений: «Я напомнил министру, что в его стране по-прежнему происходит много событий, шокирующих общественное мнение за рубежом»
[668].
После встречи с министром Додд отправил госсекретарю Халлу телеграмму, в которой сообщил, что планируемый пародийный суд произвел на правительство Германии «сильнейшее впечатление»
[669]. Додд попросил своих сотрудников перевести меморандум Нейрата на английский и лишь затем отправил Халлу текст (уже переведенный), причем почтой.
Утром, за несколько часов до шутовского процесса, немецкий посол Лютер снова попытался воспрепятствовать его проведению. На этот раз он явился к заместителю госсекретаря Уильяму Филлипсу, который также сообщил ему, что сделать ничего нельзя. Лютер потребовал, чтобы Госдепартамент немедленно заявил, что «ничто из того, что будет сказано на этом “процессе”, не является отражением взглядов администрации США»
[670].
Но Филлипс отказал и в этом
[671]. Он объяснил: остается слишком мало времени, чтобы подготовить такое заявление, к тому же государственному секретарю не подобает гадать, что выступающие скажут на процессе и чего они не скажут.
Лютер предпринял последнюю попытку: он попросил, чтобы Госдепартамент выпустил такое заявление хотя бы наутро после процесса.
Филлипс ответил, что не обещает и этого, но «рассмотрит данный вопрос»
[672].
Пародийный суд прошел как планировалось
[673]. Мероприятие охраняли 320 офицеров нью-йоркской полиции в форме. В здании «Мэдисон-сквер-гарден» дежурили 40 детективов в штатском, рассредоточившихся среди 20 000 зрителей. В числе 20 «свидетелей», дававших показания на «процессе», были Стивен Уайз, мэр Нью-Йорка Фьорелло Ла Гуардия, а также бывший госсекретарь Бейнбридж Колби, который сделал вступительные замечания. «Суд» признал Гитлера виновным: «Мы постановили, что правительство Гитлера вынуждает немецкий народ отвернуться от цивилизации и вернуться к изжившему себя варварскому деспотизму, угрожающему прогрессу человечества на пути к миру и свободе и в настоящее время представляющему опасность для цивилизованной жизни на планете»
[674].
На следующий день состоялась пресс-конференция, на которой Филлипс заявил, что не будет давать «никаких комментариев», но может лишь «еще раз подчеркнуть частный характер данного мероприятия и отсутствие на нем каких-либо представителей администрации»
[675].
После этого Филлипс и его коллеги занялись другими делами. Германия же, как вскоре станет очевидно, не намеревалась забывать о «суде».
•••
Перед отъездом в отпуск на Додда свалилась еще одна неприятная задача – добиться встречи с Гитлером. Госсекретарь Халл распорядился, чтобы посол передал канцлеру, что администрация США выражает озабоченность в связи с массированной нацистской пропагандой, развернутой в последнее время на территории Соединенных Штатов. Организовал встречу (которую надлежало провести негласно, с глазу на глаз; кроме Гитлера и Додда, на ней никто не должен был присутствовать) Путци Ханфштангль, и 7 марта, в среду, вскоре после полудня, Додд во второй раз явился в здание рейхсканцелярии. Он шагал к кабинету Гитлера мимо все тех же охранников, щелкавших каблуками и вскидывавших руку в нацистском приветствии.
Вначале Додд осведомился у Гитлера, не желает ли тот передать Рузвельту какое-либо личное послание, которое Додд мог бы вручить президенту при скорой встрече с ним в Вашингтоне
[676].
Гитлер немного помолчал, глядя на Додда.
– Я очень признателен вам, – проговорил он наконец, – но ваше предложение застало меня врасплох. Я предпочел бы, чтобы вы дали мне время обдумать этот вопрос, после чего мы могли бы встретиться снова.
Затем Додд и Гитлер некоторое время беседовали на разные невинные темы, после чего посол перешел к главному вопросу – «о неподобающей пропаганде, развернутой в Соединенных Штатах», как он писал в меморандуме, подготовленном по итогам встречи.
Гитлер, по выражению Додда, «изобразил удивление» и попросил посла сообщить ему подробности.
В течение последних десяти дней, объяснил Додд, в США распространяется брошюра, содержащая, по словам посла, «призыв к немцам, проживающим за пределами Германии, не забывать, что они немцы, а значит, несут моральные – если не политические – обязательства перед своим отечеством». Додд сравнил эту пропаганду с аналогичной, развернутой в Соединенных Штатах в 1913 г., задолго до вступления Америки в войну.
Гитлер вспыхнул.
– Ach
[677], – воскликнул он, – все это – еврейское вранье. Когда я дознаюсь, кто распускает эти слухи, я немедленно же вышвырну его из страны.
Беседа переключилась на более подробное обсуждение токсичной «еврейской проблемы». Гитлер с негодованием говорил о евреях, обвиняя их в провоцировании в Америке проявлений недовольства Германией. Распалившись, он завопил:
– Проклятые евреи!
Гитлер так разошелся, что Додд счел благоразумным не затрагивать вопрос о пародийном суде, который должен был состояться в тот же день (учитывая разницу во времени между Берлином и Нью-Йорком). Гитлер тоже не вспомнил о нем.
Вместо этого Додд заговорил о том, как можно было бы решить еврейский вопрос мирным и гуманным путем.
– Вы знаете, что «еврейская проблема» стоит и в других странах, – напомнил он Гитлеру и начал рассказывать, как Госдепартамент неофициально поощряет деятельность недавно созданной под эгидой Лиги Наций организации, возглавляемой Джеймсом Макдоналдом, назначенным верховным комиссаром по делам беженцев, прибывающих из Германии. Целью организации была помощь немецким евреям при переселении в другие страны, чтобы эти евреи «сильно не пострадали», как выразился Додд.
