Днем Мессерсмит должен был присутствовать на деловом завтраке в мужском клубе (Herrenklub) консерваторов, куда его пригласили на завтрак два влиятельных генерала рейхсвера. Но теперь, когда генконсул понял, что гораздо важнее побеседовать с Герингом, он решил отказаться от приглашения. Он позвонил в канцелярию Геринга, чтобы договориться о встрече, и узнал, что Геринг только что отбыл на завтрак в клуб. До этого момента Мессерсмит не знал, что Геринг должен был быть почетным гостем на завтраке, который давали генералы.
Прояснились два обстоятельства. Во-первых, встретиться с Герингом оказалось намного проще, чем он думал; во-вторых, деловой завтрак был важной вехой. «С момента прихода нацистов к власти, – писал Мессерсмит, – высшие военачальники ‹…› еще никогда не усаживались за один стол ни с Герингом, ни с каким-либо другим высокопоставленным представителем нацистского режима». Этот завтрак, подумал генконсул, мог свидетельствовать о том, что армия и правительство объединяют усилия в борьбе против капитана Рёма с его штурмовиками. Если так, это был зловещий знак, поскольку Рём едва ли отказался бы от своих амбиций без борьбы.
•••
Мессерсмит прибыл в клуб вскоре после полудня. Геринга он застал за беседой с генералами, дававшими завтрак. Положив руку на плечо генконсула, Геринг объявил:
– Господа, перед вами человек, который не испытывает ко мне ни малейшей симпатии и очень невысокого мнения обо мне, но является настоящим другом нашей страны.
Дождавшись удобного момента, Мессерсмит отвел Геринга в сторону. «Я в немногих словах сообщил ему, что утром ко мне пришел человек, которому я полностью доверяю, и рассказал, что Гиммлер намерен сегодня убрать Дильса, причем физически», – писал он.
Геринг поблагодарил генконсула за информацию. Они вернулись к другим гостям, но вскоре Геринг, извинившись, отбыл.
Не вполне понятно, что произошло дальше – какие звучали угрозы, каких компромиссов удалось достичь, вмешивался ли в ситуацию Гитлер. Так или иначе, к пяти часам вечера (1 апреля 1934 г.) Мессерсмит узнал, что Дильс назначен региональным комиссаром (Regierungspräsident) Кёльнского района, а гестапо возглавил Гиммлер.
Дильса удалось спасти, но Геринг потерпел серьезное поражение. Он действовал не во имя старой дружбы с Дильсом; он пришел в ярость от попытки Гиммлера арестовать шефа гестапо, то есть нарушить границы его, Геринга, политического поля. Однако именно Гиммлеру достался главный приз – последнее и главное звено его империи тайной полиции. «Это была первая неудача Геринга со времени прихода нацистов к власти», – писал Мессерсмит.
Фотограф запечатлел Гиммлера, выступающего с трибуны на особой торжественной церемонии 20 апреля 1934 г., посвященной официальной передаче ему контроля над гестапо
[716]. Вид у него, как всегда, не слишком внушительный. Дильс стоит поблизости. Он смотрит в объектив; лицо у него опухшее, словно от чрезмерных возлияний или недосыпа, шрамы на нем выделяются особенно четко. Он выглядит как человек, у которого крупные неприятности.
Примерно тогда же он беседовал с одним высокопоставленным сотрудником британского посольства. В служебной записке, позже отправленной в Лондон, в министерство иностранных дел, сообщалось, что Дильс разразился целым монологом о своих нравственных переживаниях. «Применение методов физического воздействия, – сетовал он, – работа, которая подходит не всякому, и мы, разумеется, были только рады вербовать тех, кто не проявлял излишней брезгливости. К сожалению, мы ничего не знали о фрейдистской стороне дела, и лишь после целого ряда случаев необоснованных избиений арестованных и других проявлений бессмысленной жестокости я понял, что моя организация уже давно притягивает садистов Германии и Австрии, хотя сам я не отдавал себе в этом отчета. Она притягивала и бессознательных садистов – тех, кто не замечал в себе садистских наклонностей, пока не начинал участвовать в избиениях. Более того, гестапо делало людей садистами, видимо, использование телесных наказаний рано или поздно пробуждает садистские наклонности даже в тех мужчинах и женщинах, которые кажутся нормальными. Возможно, Фрейд как-то это объясняет»
[717].
•••
В апреле выпало на удивление мало дождей, зато урожай секретных новостей оказался необыкновенно щедрым. В начале месяца Гитлер и министр обороны Бломберг узнали, что президент Гинденбург болен, причем серьезно, и что он вряд ли дотянет до осени. Сообщать об этом они никому не стали. Гитлер жаждал получить президентские полномочия (которые до сих пор принадлежали Гинденбургу) и после смерти Старого господина планировал взять на себя функции и канцлера, и президента, тем самым добившись наконец абсолютной власти. Однако на этом пути оставались два потенциальных препятствия – рейхсвер и штурмовики Рёма.
В середине апреля Гитлер прилетел в военно-морской порт Киль, где взошел на борт «карманного линкора»
[718] «Дойчланд»
[719]. Канцлеру предстояло совершить четырехдневное плавание в компании Бломберга, командующего военно-морскими силами Германии адмирала Эриха Редера и командующего сухопутными войсками генерала Вернера фон Фрича. До нас дошло мало подробностей той встречи, однако, судя по всему, в интимной обстановке на корабле Гитлер и Бломберг заключили тайное соглашение, которое поистине можно было бы назвать сделкой с дьяволом: Гитлер обещал нейтрализовать Рёма и СА, а военные – поддержать передачу Гитлеру президентских полномочий (после смерти Гинденбурга).
Эта договоренность имела для Гитлера неоценимое значение: теперь он мог идти вперед, не беспокоясь о позиции армии.
Между тем Рём все более настойчиво пытался получить контроль над вооруженными силами. В апреле, во время одной из своих утренних верховых прогулок по Тиргартену, он, увидев проходившую мимо компанию пожилых членов нацистской партии, повернулся к своему спутнику и сказал:
– Поглядите-ка на этих людей. Партия перестала быть политической силой, она превращается в какой-то дом престарелых. Эти люди… От них нужно как можно скорее избавляться
[720].
Он все смелее выражал свое неудовольствие. На пресс-конференции, состоявшейся 18 апреля, Рём заявил:
