На берегу озера Борис с Мартой расстелили одеяло. Они плавали и потом лежали на солнце, крепко обнявшись, – до тех пор, пока жара не заставила их отстраниться друг от друга. Пили пиво и водку, ели сэндвичи. «Это был прекрасный, безмятежный голубой день, перед нами мерцало и поблескивало озеро, солнце изливало на нас палящий жар, – писала Марта. – Это был тихий, спокойный день, у нас даже не было ни сил, ни желания говорить о политике или обсуждать разлитое в воздухе чувство тревожного ожидания»
[813].
•••
В то утро три автомобиля гораздо более внушительных размеров, чем «форд» Бориса, мчались по сельским дорогам района Бад-Висзе в сторону Мюнхена. В одной машине сидел Гитлер, в двух других – вооруженные эсэсовцы. Автомобили подкатили к отелю «Хансельбауэр», где мирно спал в своем номере капитан Рём, и Гитлер провел свой отряд в гостиницу. По одной версии, в руках у него был кнут, по другой – пистолет. Грохоча сапогами, прибывшие взбежали по лестнице.
Гитлер постучался к Рёму и ворвался в его номер. За ним последовали два детектива.
– Рём, – рявкнул Гитлер, – вы арестованы!
[814]
Сонный и вялый Рём явно страдал от похмелья. Он посмотрел на Гитлера и пробормотал:
– Heil, mein Führer!
[815]
Гитлер снова крикнул:
– Вы арестованы!
Из номера Рёма он направился в номер адъютанта Хайнеса, которого застал в постели с юным любовником-штурмовиком. Водитель канцлера, Кемпка, стоял в коридоре. Он слышал, как Гитлер вопил:
– Хайнес, если вы через пять минут не оденетесь, я вас пристрелю на месте!
Вскоре Хайнес вышел из номера. Как писал Кемпка, «перед ним жеманно семенил белобрысый 18-летний парнишка».
В коридорах отеля слышались окрики эсэсовцев, сгонявших сонных, ошеломленных, страдающих от похмелья штурмовиков вниз, в прачечную, расположенную в подвале отеля. В других обстоятельствах некоторые эпизоды могли бы показаться смешными. Так, несколько участников гитлеровского рейда, выйдя из спальни очередного номера, бодро отрапортовали:
– Mein Führer!..
[816] Полицай-президент Бреслау отказывается одеваться!
А вот еще один эпизод. Личный врач Рёма, группенфюрер СА Кеттерер, вышел из номера в сопровождении какой-то дамы. Каково же было удивление Гитлера и его детективов, когда оказалось, что это… его законная жена! Офицер СА Виктор Лютце, пользовавшийся доверием Гитлера (в то утро он летел вместе с ним в самолете), убедил Гитлера, что врач – их верный союзник. Гитлер прошествовал к доктору и вежливо поздоровался с ним, пожал руку миссис Кеттерер и негромко посоветовал супругам покинуть отель. Те без возражений немедленно последовали совету.
•••
В Берлине тем же утром Фредерик Бёрчелл, корреспондент The New York Times, был разбужен настойчивыми звонками телефона, стоявшего рядом с его кроватью. Накануне он вернулся домой поздно и теперь поначалу даже не хотел брать трубку. Он убеждал себя, что это наверняка какая-нибудь ерунда типа приглашения на ланч. Но телефон не умолкал. Наконец, руководствуясь принципом «не стоит игнорировать телефонные звонки, особенно в Германии, – это небезопасно», журналист поднял трубку. Звонил его коллега по берлинской редакции:
– Хватит дрыхнуть, вставай и займись делом! Здесь что-то стряслось!
[817]
Следующая фраза звонившего окончательно разбудила Бёрчелла:
– Похоже, многих хотят пристрелить!
Поздно вечером в берлинское бюро Associated Press явился канцелярский служащий и сообщил корреспонденту Луи Лохнеру, что движение по Принц-Альбрехт-штрассе, где располагалась штаб-квартира гестапо, перекрыто и что улица забита грузовиками и вооруженными эсэсовцами в черной форме. Лохнер сделал несколько звонков. Чем больше он узнавал, тем более тревожной выглядела ситуация. В качестве меры предосторожности (полагая, что власти могут заблокировать исходящие международные звонки) Лохнер связался с лондонским бюро AP и попросил сотрудников звонить ему каждые 15 минут до тех пор, пока он лично не отменит свою просьбу. По его мнению, входящие международные звонки власти вряд ли решились бы блокировать.
Зигрид Шульц направилась в сторону центрального района столицы, где располагались правительственные учреждения. Она искала глазами автомобили с правительственными номерами, прежде всего автомобиль Папена. Зигрид будет трудиться без перерыва до четырех утра следующего дня, в конце которого отметит в дневнике: «Смертельно устала, хочется рыдать»
[818].
В числе самых тревожных известий были сообщения о звуках многочисленных выстрелов, доносящихся со двора старой кадетской школы, которая располагалась в Гросс-Лихтерфельде, тихом районе Берлина близ центра столицы
[819].
•••
Между тем в отеле «Хансельбауэр» Рём, облаченный в голубой костюм, вышел из номера
[820]. Вид у него по-прежнему был озадаченный, но, судя по всему, явление разгневанного Гитлера и суета в отеле его не сильно обеспокоили. В углу рта у него торчала сигара. Два детектива отвели его в вестибюль, где он уселся в кресло и заказал проходившему официанту кофе.
Аресты продолжались. Все новых и новых людей заталкивали в гостиничную прачечную. Но Рём продолжал спокойно сидеть в вестибюле. Кемпка слышал, как он просил принести еще чашечку кофе (уже третью).
Затем Рёма увезли на автомобиле. Остальных арестованных погрузили в специально заказанный автобус и отправили в мюнхенскую тюрьму «Штадельхайм», где в 1922 г. месяц просидел Гитлер. Арестованных везли по проселочным дорогам, чтобы не наткнуться на штурмовиков, которые могли попытаться отбить арестованных. Гитлер и сопровождавшие его участники облавы, количество которых постоянно росло и уже достигло примерно 20 человек, расселись по машинам и двинулись в Мюнхен более короткой дорогой, останавливая по пути все автомобили с руководителями СА; последние ничего не знали о произошедшем – они направлялись на собрание, назначенное Гитлером на то утро, на более поздний час.
Прибыли в Мюнхен. Гитлер прочел список арестованных, отметил крестиком шесть фамилий и приказал всех шестерых немедленно расстрелять. Выполнял приказ отряд эсэсовцев. Перед тем как открыть огонь, члены расстрельной команды объявили:
