– С тобой? С чего вдруг?
– Ну, после прошлогоднего…
Ясненько. Прошлогоднее было результатом блестящей идеи Ингрид Тирни: пустить в ход дипломатию обаяния, дабы нивелировать негативное общественное мнение, вызванное недавней волной катастроф типа незаконных военных действий, случайных убийств, пыток подозреваемых и прочего. Тирни провела ряд пресс-конференций, объясняя, что меры по борьбе с терроризмом необходимы для обеспечения безопасности страны, хотя неосведомленной публике они представляются всего лишь помехами, которые приводят к всевозможным неудобствам, включая задержки в аэропортах. Уэбб, любитель щегольских костюмов, сопровождал ее повсюду, выступал в роли носильщика и послушно подставлял ушко всякий раз, как Тирни хотелось сделать вид, что ей требуется посовещаться с коллегой. В прессе упомянули его имя, и он наверняка бы задрал нос до небес и прожужжал бы всем уши, если бы при этом его не назвали «конфеткой».
Его все еще можно было спалить. Пресечь эту затею задолго до того, как проявятся все ее очевидные недостатки. Вместо этого Диана Тавернер сказала:
– И ты решил, что это не важно? Что ради этого меня не стоит беспокоить?
– Для правдоподобности отрицания, – сказал Уэбб. – Если вдруг все пойдет наперекосяк… ну, тогда ретивый сотрудник слишком рьяно взялся за дело и все такое. – Он коротко хохотнул. – В таком случае я окажусь среди слабаков.
А если хорошенько встряхнуть это заявление, то картина радикально переменится. Если вдруг все пойдет по плану, Уэбб принесет к ногам Тирни нажористый мосол. А Тавернер узнает об этом, стоя перед закрытой дверью и гадая, о чем они там совещаются.
Что ж, Диану Тавернер недооценивали и люди куда умнее и хитрее Паука Уэбба.
– И как ты собираешься утаить это от Лоточника?
Имелся в виду Роджер Лотчинг, с некоторых пор придирчиво, под лупой, изучавший все решения, принимаемые Риджентс-Парком, даже те, которые включали в себя вопрос «с гарниром или без?».
Паук Уэбб дважды моргнул:
– Используя людей из Слау-башни.
Диана Тавернер кивнула и подумала: «Ох, да что же со мной такое!» Уэбб прикомандировал к себе слабаков именно потому, что они не подпадали под власть Роджера Лотчинга. Затрат на содержание Слау-башни практически не существовало, если не считать служебных расходов Джексона Лэма.
– Ладно, – сказала она, и Уэбб расслабился. – Погоди, я с тобой еще не закончила. – Она мельком глянула на ящик стола, в котором лежали сигареты; однажды кому-то вздумалось покурить в здании, и в Риджентс-Парке объявили химическую тревогу. – А теперь выкладывай. Все, до последней запятой. Немедленно.
Когда Кирилл услышал английское слово «hookah», то есть кальян, то подумал, что слышит «hooker», то есть шлюха, и в последующие полминуты не разубедился в своей ошибке: какой-то поляк в пабе объяснял ему, что недавно законодательство изменилось и все «шлюхи» на Эджвер-роуд теперь на тротуаре, а не в турецких ресторанах. «Буль-буль», – заключил поляк, и Кирилл согласно кивнул. По легенде, он не говорил по-английски, хотя на самом деле сносно знал язык и прекрасно понимал «буль-буль».
Самое смешное, что на Эджвер-роуд и в окрестных переулках действительно было полным-полно шлюх, но поляк имел в виду не их, а шиша, курительные устройства из «Тысячи и одной ночи», пропускающие табачный дым по длинным трубкам. Кириллу, который раньше не пробовал кальян, понравилось это занятие, поэтому следующим вечером он снова пришел к ресторанчику и сел за столик на тротуаре, под полиэтиленовым навесом; по темным улицам с шорохом проносились машины. Он обзавелся новыми знакомыми – это не возбранялось, да и боссу об этом знать не обязательно – и о чем-то с ними беседовал, как вдруг заметил, что мимо на велосипеде проехал тот самый тип, с которым они встречались утром, Харпер, или как его там.
Кирилл, не подавая виду, продолжал курить кальян и смеяться над шутками собеседников, а сам краем глаза следил за Харпером, который вывел велосипед на тротуар и скрылся за углом. Ничего страшного. Не имеет значения, что он скрылся, главное – знать, где он будет ошиваться, а в данном случае было ясно, что он постарается подобраться как можно ближе к Кириллу. Кирилл посидел еще минут десять, потом встал, попрощался и пошел в магазинчик по соседству за сигаретами и выпивкой.
Когда Уэбб закончил свой рассказ, Тавернер невольно закусила губу и только потом сообразила, что делает.
– А почему в «Игле»? – спросила она. – Ты, случайно, не забыл, что работаешь в секретной организации? Парад на Молле и то привлек бы меньше внимания.
– Ну я же хочу переманить на нашу сторону не какое-то отребье. Если Пашкина заметят в каком-нибудь стриптиз-клубе, то возникнут вопросы, а если увидят, как он входит в самое престижное здание лондонского Сити, то никто и бровью не поведет. Там ему самое место.
С такой логикой не поспоришь.
– И больше об этом не знает никто.
– Только мы с вами.
– И ты мне об этом рассказал потому, что я тебя заставила.
Он кивнул вслед за ней:
– Для правдоподобности…
– Да-да, для правдоподобности отрицания, это ты уже говорил. – Тавернер снова устремила проницательный взгляд на подчиненного. – Иногда мне кажется, что ты собираешься переметнуться в стан врага, – сказала она.
– В МИ-шесть? – потрясенно спросил он.
– Нет, к Тирни.
– Диана, этого никогда не будет, – солгал он.
– И ты мне все рассказал.
– Да, – солгал он.
– Я жду от тебя регулярных отчетов. С мельчайшими подробностями. Все-все-все, и хорошее и плохое.
– Конечно, – солгал он.
Когда он ушел, Тавернер написала мейл в департамент Информации, с запросом прислать ей досье Аркадия Пашкина, но удалила письмо, так и не отправив. Она не хотела привлекать к себе внимания, потому что пока Роджер Лотчинг проводит свой проклятый аудит, придется объяснять в трех экземплярах, почему ее интересует Пашкин. Поэтому она прибегла к простейшему методу, которым пользуются те, кто идет на первое свидание: погуглила. Всего около тысячи упоминаний – этот игрок явно старался держаться в тени. Первая же ссылка была на статью в газете «Телеграф», где перечислялись его достижения; там же имелась и фотография. Внешне Пашкин напоминал Тома Конти
[20], правда менее добродушного, и это сходство затронуло в Тавернер сразу несколько чувствительных точек. Жалюзи оставались опущены, поэтому она позволила себе расслабиться на минуту-другую. Переспать? Выйти замуж? Или столкнуть в пропасть?
Ха, он же миллиардер! Все перечисленное, и именно в такой последовательности.
