Наверху Владычицы данных правили своей цифровой вселенной. Внизу Молли Доран хранила забытую историю.
В каморке Молли стоял письменный стол, сбоку от него – трехногий табурет, а перед столом оставалось место для инвалидной коляски.
– Значит, вот куда тебя определили.
– А то ты не знал.
– Ты же помнишь, я по гостям не хожу. Никогда не был душой компании.
– В этом мы с тобой похожи, Джексон. – Молли ловко вкатила инвалидную коляску на место. – Садись, не бойся. Он даже тебя выдержит.
Лэм опустился на табурет, недовольно взглянул на обитую бархатом колесницу:
– Кто бы говорил.
Смех Молли звучал на удивление звонко, будто колокольчик.
– А ты не изменился, Джексон.
– А зачем мне изменяться?
– Ты столько лет провел под прикрытием, притворялся кем-то другим и в конце концов утратил всякое притворство. – Она покачала головой, будто что-то вспомнив. – Не прошло и пятнадцати лет, а ты тут как тут. Что тебе понадобилось?
– Николай Катинский.
– А, мелкая рыбешка, – сказала Молли.
– Да.
– Шифровальщик. В девяностые они приплывали к нам целыми косяками.
– А этот приплыл с частью пазла, – сказал Лэм. – Но пазл никак не складывался.
– Да-да, ни с края, ни с уголка. Просто кусочек неба. – Сейчас, когда они добрались до сути дела, лицо Молли изменилось, на густо напудренных щеках проступил естественный румянец. – Он утверждал, что слышал о цикадах, о призрачной агентурной сети, которую организовал другой призрак.
– Александр Попов.
– Точно, Александр Попов. Очередная игра, затеянная московским Центром до того, как вся система рухнула.
Лэм кивнул. Здесь было душно и жарко, и он вспотел.
– На него есть какие-то документы?
– А что, в Твари этого нет?
Тварью Молли Доран собирательно именовала весь ассортимент всевозможных баз данных Конторы, поскольку отказывалась признавать их по отдельности, справедливо полагая, что, когда в них произойдет сбой – а это рано или поздно случится, – разница между ними не будет иметь никакого значения, ведь все темные экраны похожи друг на друга. А вот у Молли всегда найдется свечка.
– Там есть кое-какие факты, – сказал Лэм. – И записи его допросов. Ты же знаешь, Молли, нынешние сосунки считают, что двадцатиминутная видеозапись дороже тысячи слов. Но мы-то с тобой понимаем, что к чему.
– Ты решил ко мне подольститься, Джексон Лэм?
– Если ты настаиваешь, то да.
Она снова рассмеялась, и смех бабочкой запорхал между стеллажей.
– Знаешь, одно время я боялась, что ты собираешься переметнуться в стан врага.
– В ЦРУ, что ли? – оскорбленно уточнил Лэм.
– Нет, в частный сектор.
– Ха. – Он покосился на свою замызганную незаправленную рубашку, сбитые носы туфель и расстегнутую ширинку, словно бы давая себе оценку. – Вряд ли меня там примут с распростертыми объятьями. – Застегивать ширинку он явно не собирался.
– Да уж. Теперь я точно знаю, что зря боялась. – Молли отъехала от стола. – Сейчас проверю, что там у нас есть. А ты пока займись делом: поставь чайник.
Она направилась к стеллажам, и оттуда до Лэма донеслось:
– А если закуришь, я тебя птахам небесным скормлю.
Все оставалось прежним.
Неужели Ривер заснул? Быть такого не может. Наверное, он самым натуральным образом впал в забытье, потому что тело не выдержало напряжения. В мыслях мелькали всевозможные кошмарные образы, и среди них – воспоминание: страница из альбома Келли Троппер, стилизованный городской ландшафт с высоченным небоскребом, в который зигзагом бьет молния.
А сейчас все оставалось прежним, и все кости ломило до хруста. Или это потрескивали ветви дерева под ветром, царапая обвалившиеся стены заброшенного здания.
– Вот мы и приехали, – сказал Томми Молт.
Посасывая кончик шариковой ручки, Лэм перелистывал досье Катинского. Времени на это ушло немного.
– М-да, негусто, – сказал он.
– Он представлял интерес лишь потому, что упомянул о цикадах, – сказала Молли. – Разумеется, приняли его не по первому разряду. Проверили биографию, убедились, что он тот, за кого себя выдает, и отправились ловить рыбку покрупнее.
– Родился в Минске, работал диспетчером на транспорте, привлек внимание особистов, впоследствии двадцать два года проработал в московском Центре.
– Впервые о нем узнали в декабре семьдесят четвертого, когда Контора раздобыла списки сотрудников Центра.
– Но завербовать его ни разу не пытались, – сказал Лэм.
– Если бы пытались, досье было бы обширнее.
– Странно, что его вообще оставили без внимания.
Он положил папку на стол и уставился на сумрачные стеллажи. Шариковая ручка во рту медленно приподнялась, опустилась и снова поднялась. Лэм рассеянно сунул руку в расстегнутую ширинку и начал почесываться.
Молли Доран отпила чай.
– Значит, так, – наконец сказал Лэм; в тишине архива стало еще тише, потому что Молли задержала дыхание. – А если он не мелкая рыбешка? Если на самом деле он – большая рыба, просто притворяется мелочью? Думаешь, такое возможно, Молли?
– Вообще-то, это странно. Зачем ему прибедняться? Его же запросто могли бортануть.
– Да, странно, – согласился Лэм. – Но все-таки мог он на такое пойти?
– Притвориться шифровальщиком? Да, конечно. Если он был большой рыбой, то вполне мог такое подстроить.
Они переглянулись.
– По-твоему, он из пропавших? – спросила Молли. – Из тех, кто исчез из виду, когда распался Союз?
Таких было немало. Некоторые, скорее всего, распрощались с жизнью, но многие уцелели и, сменив личину, теперь процветали.
– Вполне возможно. Наверное, он один из тех кремлевских умов, которые доставили нам столько неприятностей. Из тех, кто, проиграв войну, ушел с арены, но не желал провести всю оставшуюся жизнь под пятой победителей.
– Но это означает, что внести фамилию в список сотрудников надо было загодя, много лет назад. Без всякой надежды на то, что этот список попадет к нам… – Молли осеклась. – Ох, вот оно что…
– Вот именно что ох, – кивнул Лэм. – Ты не знаешь, как этот список к нам попал?
– Попробую узнать, – нерешительно сказала Молли. – Может быть.
Он помотал головой:
– Ладно, тут особой срочности нет. Не сейчас.
– Но все равно, – сказала Молли. – В таком случае он сделал это задолго до того, как заподозрил, что ему оно понадобится. Декабрь семьдесят четвертого? Тогда никто и не представлял себе конца. Ни в мечтах, ни в страшных снах.
