– Ага.
Наверное, она слишком много времени провела в обществе Лэма, потому что тут же добавила:
– Видишь, это гораздо лучше, чем просто шастать по Сети.
– Ну… – Родерик Хо отвел глаза и покраснел. – Конторские архивы – фигня, их я могу разобрать в один присест. За ночь. А тут другое.
Она дождалась, когда он снова на нее посмотрит.
– Верно подмечено. Спасибо. – Она взглянула на часы – девять утра; Луиза и Маркус уже поехали к Аркадию Пашкину. И тут Кэтрин вспомнила. – Кстати, а биографию Пашкина ты проверил?
Лицо Родерика Хо приняло привычное обиженное выражение. Очевидно, длительное общение с компьютерами накладывает на людей определенный отпечаток – они словно бы застывают в подростковом возрасте. Наверное, об этом написаны научные статьи. И размещены в интернете.
– Так я ведь был занят…
– Да-да. А теперь займись этим, и поскорее.
Кэтрин пожалела, что отчитала Родди, но его требовалось приструнить, иначе он следовал бы исключительно своим приоритетам.
Они встретились у входа в отель в начале десятого. Метро было переполнено, на улицах толпился народ. Повсюду виднелись наряды полиции, съемочные группы, фургоны телевизионщиков, стайки зевак. Демонстранты собирались в Гайд-парке, откуда по округе распространялись разнообразные ароматы горячих завтраков. Из мегафонов раздавались оповещения: «Проведение мероприятия санкционировано оперативным управлением по охране общественного порядка. По маршруту движения демонстрации будут выставлены полицейские кордоны…», но их заглушала музыка и громкие голоса. Все словно бы предвкушали величайшую гулянку на свете, не хватало только диджея.
– О, некоторые уже нарываются, – сказал Маркус вместо приветствия, кивнув на группу молодых людей с плакатом «Всех банкиров нахер!».
– Это просто рассерженные граждане, – сказала Луиза. – Ничего особенного. Ты готов?
– Я всегда готов.
Сегодня Маркус надел серый костюм, семужно-розовый галстук и темные очки; он прекрасно выглядит, мысленно отметила Луиза, как отметила бы любую другую незначительную деталь.
– А ты как? – спросил он.
– Отлично.
– Точно знаешь?
– Я же сказала.
– Послушай, Луиза, я вчера…
У него зазвонил мобильник.
Сном это не назовешь. Перегрузка. Боль. Стресс. Все это крутится и вертится, безостановочно мельтешит, будто аргумент, застрявший в барабане стиральной машины. Ритм этого мельтешения выдернул Ривера из сознания и зашвырнул в созданный им самим бездонный колодец, в круговерти которого грызлись, будто крысы, все те же полуосознанные факты: мешки с удобрениями, загруженные в самолет, на котором Келли сегодня поднимется в небо; ее рисунок – стилизованный городской ландшафт с высоченным небоскребом, в который зигзагом бьет молния. Самолет – готовая бомба, но об этом не думаешь, когда его видишь. А вот когда знаешь, что он загружен мешками азотных удобрений, то полностью осознаешь его взрывоопасность.
Во взбудораженном уме Ривера снова и снова возникала одна и та же картина: Келли Троппер – почему, ну почему?! – решительно направляющая свой самолет в самый высокий лондонский небоскреб; и в глазах всего мира навсегда отпечатается новый Граунд-Зиро.
Снова и снова, до тех пор, пока Ривер окончательно не утратил всякую связь с реальностью и – наоравшись до полного умопомрачения – не впал в беспамятство.
Пока Маркус говорил по телефону, Луиза наблюдала за тем, как собираются демонстранты. Больше всего это напоминало зарождение коллективного разума – отдельные частички объединяются, и возникает единое сознание. Наверное, Маркус прав. Обязательно начнутся беспорядки. Но все это шло словно бы побоку, каким-то незначащим фоном. Интересно, удастся ли побеседовать с Пашкиным с глазу на глаз, или вчера был единственный шанс? Если он улетит сразу после переговоров, то Луиза так никогда и не узнает, из-за чего погиб Мин.
– Извини, – сказал Маркус.
– Закончил болтать? Мы на работе, а не на прогулке.
– Больше никаких звонков не будет, – пообещал он. – А ты не собираешься сбросить Пашкина с семьдесят седьмого этажа?
Она не ответила.
– Нет, ты скажи, собираешься или нет?
– Это Лэм тебя накрутил?
– Ну, ты его знаешь лучше меня. Но по-моему, благополучие сотрудников заботит его меньше всего.
– А, то есть ты заботишься о моем благополучии?
– Амбалы при Пашкине не просто для виду. Попробуй только тронуть их шефа, и они тебя в клочья раздерут.
– Как Мина.
– Мы обязательно разберемся, что произошло с Мином. Месть бессмысленна, если расплачиваться за нее придется жизнью. А то, что ты вчера задумала, именно этим и закончилось бы. Тебя растерзали бы – если не амбалы, то Контора.
В Гайд-парке начали что-то скандировать, громкие выкрики сменились взрывами смеха.
– Луиза?
– Почему тебя к нам отправили? – внезапно спросила она, хотя совершенно не собиралась задавать этот вопрос. – Ну, в Слау-башню.
– А это важно?
– Ты назначил себя моим куратором, так что да, это важно. Потому что, по слухам, ты сломался. Не выдержал напряжения. И вся твоя так называемая забота о моем благополучии сводится к тому, чтобы я не усложняла тебе жизнь.
Маркус посмотрел на нее поверх темных очков, потом снова сдвинул их на переносицу.
– Звучит правдоподобно, – сказал он обманчиво мягким тоном. – Чистая фигня, но звучит правдоподобно.
– Значит, ты не сломался?
– Нет, конечно. Я просто очень люблю азартные игры.
Кто-то выкрикнул его имя.
Звучало как его имя. Хотя это было не его имя, но звучало как будто его. Оно вытянуло Ривера из темноты. Он открыл глаза; сквозь ветви струился дневной свет. Над головой широко раскинулось небо, и Ривер зажмурился, защищаясь от яркой синевы.
– Уокер? Джонни?
До него дотронулись чьи-то руки, тугие путы ослабли, возвращая ему способность двигаться. Конечности пронзила новая боль.
– Ни фига себе, чувак. Ну ты и попал!
Он смутно видел своего спасителя: какие-то разрозненные пятна, будто ходячий тест Роршаха.
– Давай-ка выбираться отсюда.
Ривера потянули в вертикальное положение, и все тело заныло, но на этот раз по-хорошему, избавляясь от напряжения.
– Вот, держи.
К губам прижали бутылку, в рот полилась вода. Ривер закашлялся, согнулся вдвое, сплюнул. Едва не блеванул. Вслепую нащупал бутылку, схватил и жадно опустошил.
– Ни фига себе, – повторил Грифф Йейтс. – Ты и правда попал.
