Ну, так считала Молли.
– Ты слишком много времени проводишь в одиночестве, – сказал Лэм.
Они перебрали все возможные и вероятные варианты, связанные с недавним открытием. Все сведения о Николае Катинском и об Александре Попове умещались на одну страницу. Сеть, сплетенная из лжи, вымысла и недомолвок, подумал Лэм, похожа на зрительную иллюзию: очертания то ли вазы, то ли двух профилей. Правильный ответ: ни то ни другое. Это всего лишь линия, карандашные пометки, оставленные на странице для отвода глаз.
– И что теперь? – спросила Молли.
– Мне надо подумать. Пойду-ка я домой.
– Домой?
– В Слау-башню.
Молли изогнула бровь. По слою пудры на лице расползлись трещины.
– Если хочешь посидеть в тишине, у меня тут найдется уголок.
– Мне нужен не уголок, а пара свежих ушей, – рассеянно сказал Лэм.
– Ну, как знаешь, – улыбнулась она; улыбка вышла горькой. – Тебя там кто-то ждет?
Лэм встал. Табурет благодарно заскрипел. Джексон Лэм опустил взгляд на Молли: густо напудренное лицо, пышное тело, култышки, обрубленные у колен.
– Значит, у тебя все в порядке?
– В смысле, последние пятнадцать лет?
– Ага. – Он постучал носком туфли по колесу инвалидной коляски. – С тех пор, как ты угодила в эту штуковину.
– Эта штуковина мне ближе и роднее многих.
– Ее можно переключать в режим вибрации?
Она рассмеялась:
– Боже мой, Джексон, скажи ты такое наверху, угодил бы под суд. – И, склонив голову набок, добавила: – Знаешь, я тебя не виню.
– Вот и славно.
– За мои ноги.
– Я себя тоже не виню.
– А ты ко мне не приходил.
– А зачем? Ты обзавелась новыми колесами, вот я и решил, что тебе хочется ими насладиться.
– Ох, иди уже, Джексон, – вздохнула она. – И сделай мне одолжение.
Он молчал.
– Не возвращайся до тех пор, пока тебе что-нибудь не понадобится. Лет через пятнадцать.
– Береги себя, Молли.
В лифте он немедленно сунул в рот сигарету, готовясь выйти на свежий воздух. Нетерпеливо отсчитывал секунды.
– Почему ты за мной вернулся? – спросил Ривер Гриффа.
Они заняли заднее сиденье джипа, патрульные уселись впереди. Ривер вернул им оружие. Рисковал, конечно, – мало ли, вдруг мальцы их пристрелят, а трупы зароют в укромном месте. Впрочем, Конторское удостоверение их все-таки впечатлило. Один уже говорил по рации. В ангаре скоро будет не протолкнуться от военных.
На лице Йейтса застыло хмурое выражение. Хотя носовой платок Гриффа теперь напоминал мясницкий фартук, на щеках все равно алели кровавые разводы.
– Ну я же говорю, извини, дружище… прости меня…
– Да я не о том. По какой именно причине ты решил за мной вернуться?
– Томми Молт… – начал Йейтс.
– А при чем тут Молт?
– Я его встретил в деревне. А он спросил, не вернулся ли ты с полигона. Ну я и забеспокоился. А вдруг ты… мало ли, вдруг тебя…
В клочья разорвало, подумал Ривер и сказал:
– Охренеть. Значит, это он подбил тебя отвести меня на полигон? И бросить?
– Джонни…
– Он? Да говори уже!
– Он вроде как намекнул…
Дверей в джипе не было. Вытолкнуть этого гада из машины было делом одной секунды.
– Томми Молт, – вздохнул Йейтс. – Он знает обо всем, что происходит в Апшоте. Стоит со своим велосипедом, торгует яблоками, а сам все-все знает.
Ривер это уже понял.
– Он хотел, чтобы я здесь оказался. Хотел, чтобы я увидел то, что увидел. И чтобы ты за мной вернулся как раз к тому времени, когда я смог бы что-то предпринять.
– Ты о чем?
– А где он? Где ты его встретил?
– У церкви. – Йейтс потер щеку. – А ты правда тайный агент?
– Да.
– А Келли поэтому к тебе…
– Нет, – сказал Ривер. – Келли пришла ко мне потому, что сама так захотела. Не усложняй себе жизнь.
Джип свернул за угол, резко затормозил и остановился у летного клуба, с его игрушечной взлетной полосой и пустым ангаром.
Ривер выпрыгнул из машины и бегом бросился туда.
Роджер Лотчинг побледнел, чем несказанно обрадовал Диану Тавернер. Утро все-таки выдалось на славу. Ингрид Тирни была в зарубежной командировке; в отсутствие Тирни Лотчинг, председатель Комиссии по ограничениям, формально обладал полномочиями главы Риджентс-Парка, но, похоже, сейчас никаких решительных действий предпринять не мог, если не считать выбора, куда бы блевануть. О высокопарных выражениях больше не было и речи. И зачем он так рано проснулся? Оставался бы дома…
– Роджер, у тебя четыре секунды, – сказала Леди Ди.
– Министр внутренних дел…
– Да, она примет окончательное решение, но на основании нашей информации. Которая тебе уже известна. Три секунды.
– Сведения, полученные от оперативника на задании… И это все?
– Да, Роджер. Как на войне.
– О господи, Диана, если мы сделаем неправильный выбор…
– Две секунды.
– …наша дальнейшая карьера сведется к сортировке почты.
– Именно поэтому работа в Центре оперативного управления – сплошное удовольствие. Одна секунда, Роджер.
Он умоляюще вскинул руки. Тавернер никогда еще не видела этого жеста в действительности.
– Ох, даже не знаю, Диана. Оборванное сообщение, переданное по мобильному одним из слабаков, который торчит где-то в захолустье. Он даже протокольные коды не назвал полностью.
– Роджер, тебе известно, что такое код «Сентябрь»?
– Мне известно, что такой код не числится в списке официальных кодовых обозначений, – капризно протянул он.
– Так, обратный отсчет закончился. Как бы там ни было, если ты немедленно не уведомишь министра внутренних дел, то будешь виноват в серьезном нарушении служебных обязанностей.
Ее очень обрадовала возможность произнести слово «ты».
– Диана…
– Роджер?
– Что мне делать?
– Единственное, что тебе остается… – сказала она и объяснила, что именно.
Разговор длился уже десять минут, но ничего существенного не прозвучало. Аркадий Пашкин обсуждал общие темы: биржевой курс евро; что предпримет Германия, если снова придется выручать какого-нибудь члена Евросоюза; во что России обошлась заявка на проведение чемпионата мира по футболу… Паук Уэбб напоминал радушного хозяина, который ждет не дождется, когда же один из гостей закончит говорить о своих отпрысках.
