Мира слегка обиделась:
— Я — пока еще императрица, и имею право на любую прихоть. А вы не имеете права меня упрекать.
— Хочешь, чтобы я перестал?
— Да уж, извольте!
— Тогда прикажи.
— Перестаньте критиковать меня!
— Как пожелаешь, — ответил Менсон и сразу отстал. Однако уточнил напоследок: — Перестать сегодня или всегда?
Мира не смогла ответить: «всегда». Хорошая правительница не боится правды, готова слышать замечания и работать над собою. Лишь тираны и самодуры затыкают рты придворным.
— Только сегодня, Менсон. В целом, я не против критики, если она разумна и обоснована.
Знала бы Мира, на что обрекает себя этими словами!..
Шут ворвался в ее покои через пять минут после полуночи. Мира не спала, а беседовала с Лейлой и Шаттэрхендом.
— Сегодня уже завтра! — заявил Менсон. — Твой приказ окончился. Теперь дай-ка спрошу…
Гвардейцы поймали его, чтобы выкинуть за дверь. Он запротестовал:
— Этим двум можно, а мне чего нельзя?! Я тоже хочу к имперрратрице!
— Ладно, спрашивайте, — позволила Мира.
— Что пьешь?
Она с гордостью подняла чашку:
— Чай.
— Без ханти?
— Без.
— А почему?
Мира озадачилась:
— Чем вам не нравится владычица, пьющая чистый чай? Вам подавай пьянчугу на троне, чтобы легче было манипулировать?
— Не. Не-не. Я просто… ну, интересно мне… почему бы вечером не выпить винца? Я вот завсегда люблю. Сегодня уже того…
— Заметно. Часовые, отведите лорда Менсона в его покои.
— Эй, Минерва, стоп! Ты же позволила спросить!..
— И вы спросили.
— Не, про чай — это так… Главное-то другое! Ты зачем позволила литлендцам торговать без пошлин?
Мире стало приятно, что шут заметил ее благодеяние. Она охотно пояснила:
— Литленд тяжко пострадал от войны и требует много денег на восстановление. Беспошлинная торговля поможет наполнить казну герцогства и заживить раны.
— Хм, вот как… А я думал, ты ради подружки.
— Ради Бекки?! Милорд, плох тот правитель, кто ставит личный интерес выше блага народа. Конечно же, я забочусь о простых литлендцах!
— А о простых путевцах — не?
— У них целых два герцога, и оба богаты. Как-нибудь справятся.
— То бишь, красотка Бекка тебе милее, чем дельфин с нетопырем? Ну, еще бы…
— Да нет же! Литленд сильно пострадал! Как вы не понимаете!
— Это я не понимаю? Ты за словами-то следи! Я сам сррражался в Литленде!
— Значит, видели все тамошние ужасы.
— Уж да, кошмаров насмотрелся… — Менсон мрачно шморгнул носом. — Так что, на Бекку тебе плевать?
— Почему?
— Ну, я думал, ты ради нее хоть что-нибудь сделаешь. Хотя бы базарчик придворный… Но нет, все для бедняков из Литленда, а для Бекки — фиг. Ох, и расстроится она.
— Как же? Я забочусь о ее земле.
— Но не о ней самой! Она за тебя, Минерррва, в лепешку расшибется. Голову сложит и глазом не моргнет. А ты ей — ничего, никакого базарчика.
— Менсон, поймите, я очень люблю Ребекку, но нельзя принимать государственные решения исходя из личных…
— Я и говорю — плевать. Плева-аать, плева-аать, плевать-плевать-плеваааать! — пропел Менсон на мотив имперского гимна.
Мира гневно отставила чашку.
— Тьма сожри, милорд, чего вы от меня хотите?
— Я думаю, владычица, — вмешался лейтенант, — лорд Менсон перешел все границы. Прикажите выпроводить его.
— О, да! — Менсон будто вспомнил о существовании гвардейца и фрейлины. — Вы двое скажите: права Минерва или нет?
Мира кивнула:
— Ответьте ему, будьте добры. И пусть убирается.
— Владычица совершила благое дело, — сухо изрекла леди Тальмир. — Вам, милорд заговорщик, не понять этого.
Шаттэрхенд добавил:
— А если владычица хотела позаботиться о Бекке Литленд, то она имеет такое право. Долг придворных — потакать прихотям императрицы!
— Дуррраки… Дуррраки-дураки-дуррракиии! Славьтесь, о славьтесь в векааах!
Рукой отмахивая такт, лорд Менсон промаршировал к двери и вышел с гордо поднятой головою.
С тех пор шута будто подменили. Он бросил высмеивать чиновников, забыл про лордов-индюков и все свое внимание устремил на Минерву. Каждое ее решение, любой незначительный поступок, всякое высказывание подвергалось его оценке. Говорят, Темный Идо к каждому человеку приставил черта, чтобы следил за смертным и сбивал с пути. Говорят, Темный Идо награждает тех чертей, что умеют использовать любой мелкий проступок человека. Если это так, то при дворе владыки хаоса шут Менсон мог бы стать первым министром.
Мира выделила средства на ускоренный ремонт искровых линий.
— Потакаешь нетопырю, — заключил Менсон. — Надеешься, он тебя на троне оставит? Ха-ха-ха!
— Не потакаю, а забочусь о людях. Рельсы нужны стране!
— Ах, не помогаешь? Он бьет еретиков, рискует головой, а ты бы рада ему нож в спину!..
Мира повелела начать расследование злодеяний Мартина Шейланда.
— Во, придумала Минерррва! Зачем это нужно, а?
— Он жестокий зверь, насильник и убийца. Его надо судить.
— Когда нетопырь возьмет Уэймар, то вздернет Мартина на первом суку. Ты будешь труп судить? Вот это мысль: Ориджин повесит, а ты потом еще голову рубани!
— По закону преступник должен быть судим.
— Так ты не для себя, а для закона? Святая душа! Себе — ничего, все — государству!
Мира каждый день справлялась о здоровье Итана и слала к нему все новых лекарей. Шут пристал:
— Эко ты стараешься! Коли так интересно — иди и сама с ним поболтай.
— От этого не будет проку. Я не медик и помочь не смогу, а только растравлю его былые безответные чувства. Итану будет стыдно показаться мне в таком состоянии.
— О нем печешься! Молодец, Минерррва, молодец! А я думал, просто трусишь…
Надеясь отвязаться от него, Мира признала:
— Отчасти вы правы: мне страшно было видеть его увечья. Надо пересилить себя и сходить…
— Зачем?
— Как — зачем? Вы же сами…
— Пойдешь потому, что шут так сказал?! Янмэй Милосердная, прокляни свою внучку!
Мира запуталась, Мира потерялась. Шут высмеивал все, что бы она ни сделала. Слушаешь советников — глупо, своей головой думай. Не слушаешь — тоже глупо, они-то опытней тебя. Заботишься о народе — дура: народ — пыль, лорды — сила. Заботишься о лордах — тоже дура: они интриганы, а простой люд не предаст. Нанимаешь наемников — наивное дитя: думаешь, наемники одолеют кайров? Не нанимаешь — как беспечно, хочешь усидеть на троне без армии?..
