Бекка вышла прочь, и герцог не посмел задержать ее.
Но когда гнев миновал, она поняла: союз орды с Кукловодом — страшное дело. Бекка видела, на что способна орда, имея луки и мечи. Что она сможет с Перстами Вильгельма!..
Южанка не находила покоя, пока не узнала: Ориджин двинулся на запад, взяв с собой ганту Грозу. Герцог нашел посла, способного убедить Морана. И этот посол опередит людей Кукловода. Герцог отлично справится сам, как прежде справился Мелоранж.
— Так я думала еще час назад, — завершила рассказ Ребекка. — Пока не узнала, что Ориджин ошибся. Если бригада еретиков сейчас в Надежде, то она обгонит герцога с Грозой.
Мира подумала: что же получается? Каковы будут последствия?
Первый вариант: герцог Фарвей поймает Пауля с бригадой. Уэймар будет взят, братья Шейланды попадут на виселицу, но слава победы не достанется одному Ориджину — Фарвей отберет кусок. Тогда северянин может и не выиграть выборы, а корона может остаться у меня.
Второй вариант: бригада избежит плена и прорвется в Рейс. Пауль соблазнит Степного Огня мощью Перстов и заманит на сторону Кукловода. Тогда будет большая война, как и сказала Бекка. Но война кого с кем? Степные дикари и еретики с Предметами — против кайров и медведей. Одни враги Династии — против других врагов Династии! Чем больше ослабнут Запад и Север — тем сильнее станет Фаунтерра!
Выходит, оба варианта не так уж и плохи?
Выходит, мне можно… не делать ничего?
Нет, не совсем так. Кое-что нужно — то, что я и собиралась, пока Ворон не сбил меня своей манипуляцией. Накапливать войска, окружать себя союзниками, усиливать влияние — а заодно смотреть, как враги убивают друг друга.
— Вы говорите, леди Ребекка, герцог Ориджин ошибся?
— Боюсь, что да. И это дорого обойдется ему.
Мира сказала с чуть заметной улыбкой:
— Бывает.
* * *
Менсон ждал ее в приемной, сидя на полу. Часовые не пустили его дальше. При появлении владычицы он встрепенулся, звякнув бубенцами на трехвостом колпаке.
— Ну, скажи: что ты решила?
— Какой нынче день? — спросила Мира у часового.
— Суббота, ваше величество.
— Жаль. По субботам я не обсуждаю решений с шутами. Вот в пятницу — иное дело…
Менсон вскочил и преградил ей дорогу.
— Нет, постой же! Слушай, я скажу — тебе понравится. Ты победила!
— Не припомню, во что мы играли…
— Ты хотела меня в наставники. Ладно, будь по-твоему, я согласен. Сейчас возьму и наставлю.
— Простите, я передумала. Не желаю никаких уроков.
Менсон грозно встряхнул бубенцами.
— Эй, а ну не ерничай! Ты победила — так слушай теперь! Гляди: вот два кубка.
Никаких кубков у него не было. Шут показывал просто две раскрытые ладони, но описывал так, что Мира видела кубки своими глазами:
— Один — золотой, блестит как зеркало. Украшен рубинами и черными сапфирами, камни идут в ряд, по очереди: то красный, то черный. Очень красиво, да! А вот на этом боку, гляди, гравировочка: перо с мечом, а сверху — чайка. Гордая такая, парит надо всеми, в клюве держит не рыбешку, а алмаз!
Мира залюбовалась описанием, а шут показал ей другую ладонь:
— Смотри: второй кубок. Деревянный, не крашеный, весь потемнел. Тут заноза, там щербинка, а здесь что такое? Кажись, от зубов следы… Да и рассохся слегка, уже трещина наметилась. В общем, сполна он жизнь повидал. А что неровный — это он и в молодости был такой. Почему? Плотник, который его сделал, любил заложить за воротник. Можно понять, всякий бы закладывал, если б плотником родился…
Дав Мире хорошо рассмотреть воображаемые кубки, Менсон сказал:
— Теперь выбери: из какого пить будешь?
Не колеблясь, Минерва взяла золотой.
— Я — владычица Полари. Я достойна лучшего!
— Глупо, — фыркнул Менсон. — Пустая прррихоть, дорого станет казне.
Мира усмехнулась:
— Знала, что вы это скажете. Нужно быть скромной и не потакать своим капризам — таков ваш урок? Ладно, возьму деревянный…
— Дура! — рявкнул шут. — На кой черт он тебе?
Она поджала губы:
— Ведете к тому, что есть третий вариант? Хорошо, я отвергну эти два и прикажу подать хрусталь. Он красив и не так дорог, как золото…
Менсон с размаху ляпнул себя по лбу.
— Вот в этом ты вся! Расчет на расчете, аргумент на аргументе… Пойми же, тьма сожри: любой выбор будет неверным, пока не научишься выбирать!
— И какой же кубок надо было…
— Тот, в котором вино!
Звезда-3
Середина июня 1775 г. от Сошествия
Герцогство Надежда
Поезд не дошел до Сердца Света. Оставалось часа два езды, когда пропала искра. Пауль отдал приказ:
— К оружию.
Осторожно выглянув из окна, Аланис не увидела ничего особенного. Череда сиреневых дюн стояла вдоль рельсовой дороги, песок слегка курился по ветру. Потом она заметила людей: тут и там фигуры мелькали в просветах между дюн, сбегаясь к поезду с обеих сторон. Маскировочные плащи делали их почти неразличимыми на фоне песка. Оценить их численность было невозможно.
Солдаты бригады уже приготовились к бою.
— В хвост, в лошадиный вагон, — приказал Пауль. — Седлаем, уходим верхом.
Он рассчитывал покинуть поезд, пока атакующие еще не заняли позиции. Но ошибся. Бригада успела перейти из первого вагона во второй, затем в третий. А на открытой площадке четвертого их встретил перекрестный залп. Пара солдат превратилась в решето, другие откатились в вагон.
— Четверка Мухи, занять позиции в окнах, прикрывать огнем. Остальные перебежками — в четвертый вагон.
Стоило солдатам только подойти к стеклам, ударил новый залп. На сей раз обошлось без потерь, но солдатам бригады пришлось спрятаться за стенами. Стоило им только сунуться в окно — немедленно следовал выстрел.
— Плотный огонь противника, — доложил Муха, корчась под оконным проемом. Вскинул руку, пальнул наугад, не видя цели. Ответом были три болта, просвистевших над его макушкой.
— Рассеяться по вагону. Огонь на подавление!
Солдаты бригады заняли позиции у разных окон. Быстро выглядывая, они производили несколько беглых выстрелов и прятались. Вагон плевался огненными шарами и трещал под ударами ответных залпов.
Подойти к окну было чистым безумием, но Аланис очень хотела наблюдать за боем. Нашла купе, свободное от трупов. Здесь тоже смердело, как и всюду, но хотя бы не роились мухи. Она скинула багаж с верхней полки, ухватилась, подтянулась, залезла. Лежа на полке, подползла к окну. Теперь Аланис была выше линий прицела вражеских стрелков, а сама могла, свесившись, выглянуть одним глазом.
