— Молчи, не позорься, — буркнул Гроза и сам стал переводить: — Гной-ганта черен и страшен, как сумрак. Его окружают тысячи мух, а зловоние повергает в ужас врагов. За ним следуют два неживых воина и две обнаженных девы, всегда готовых лечь под него. Кто поднимет руку на Гной-ганту, тот не умрет, а будет проклят на все века.
— Персты Вильгельма? — Спросил Эрвин. — Гной-ганта стреляет Перстами? Сжигает врагов?
Гроза повторил за стариком:
— Он милостив и никого не убивает, но насылает такое проклятие, что многие лучше выбрали бы смерть.
— Какое именно?
Сверкая глазами, пленник прорычал одно слово.
— Страшное, — сказал Гроза. — Старый осел не знает.
Эрвин сравнил мысленные картины. Пауль ли это? Две обнаженных девы, два неживых воины — читай, пара шлюх и пара калек. У Пауля после гробницы осталось двадцать боеспособных солдат и ни одной шлюхи. Окружен мухами и смердит — как Аланис, когда у нее гноилась рана. Но раны Пауля не гноятся, а сами собой заживают. Милостив — не убивает, а проклинает. Вот уж точно не похоже! «Милостивый» Пауль оставляет за собой лишь обугленные кости.
От сердца отлегло: Пауль еще не добрался сюда.
— Но кто же этот Гной-ганта?
— Они не знают.
— Орду в пятнадцать тысяч воинов должны вести несколько вождей. Кого из полководцев они могут назвать?
Старики охотно дали ответ, Гроза перевел:
— Ганта Корт. Юхан Рейс.
— Что это за люди, Гроза?
— Корт — хитрец, лукавый лис, вроде как ваш Генри Фарвей. А Юхан — сын Дамира Рейса и потомок Ройхара, Ленивого Вола. Славный юноша.
— Горячий и дерзкий?
— Нет, сдержанный, уважает старших.
— Как думаете, Гроза, что за Гной-ганта?
— Вранье, — буркнул степняк, — ослиный рев. Кто-то из гант решил потеснить Морана, вот и пустил о себе слух: я посланник смерти, служите мне… По всем замашкам похож на ганту Ондея — тот любит лапать девок и сыпать проклятьями. И пасть у него смердит, как у шакала.
— То бишь, он захватил власть?
— Или добился, чтобы Моран назвал его своим кнутом.
— Почему Моран остался в Рей-Рое?
Гроза повторил вопрос пленникам и получил ответ:
— Он хранит город, как непобедимый страж.
Подумав, пленники добавили:
— С ним еще чужинская дева.
— Ребекка Литленд?
— Они не знают. Дева прискакала несколько дней назад — это все.
Эрвин вздохнул с облегчением:
— Отпустите этих добрых людей, капитан. Все сходится: леди Ребекка приехала к Морану, и он остался с ней в Рей-Рое. Орду послал с другим полководцем, поскольку сам хотел не сражений, а кое-чего повкусней.
— Раз он послал орду против нас, то Бекка его не уговорила, — мрачно заметил Джемис. — Он просто взял ее в плен и имеет, как рабыню. А этот Гной-ганта, или как его, готовится вырезать кайров моего отца.
— Да, похоже на то, — согласился Эрвин. — Но ситуация не безвыходна. Ребекка предложила Морану только себя — этого оказалось мало. Мы добавим золото Шейланда и город Уэймар, предложение станет намного убедительней.
— Я должен предупредить отца, — отчеканил Джемис.
Гроза хлопнул себя по лбу:
— Змея тебе под хвост! Говорю же: ты сдохнешь! Вокруг орды разъезды на много миль. Никак ты ее не обойдешь!
— Ганта прав, — кивнул герцог. — Мы не можем предупредить графа Лиллидея. Но если его разведка не спит, граф рано узнает о подходе орды и отступит в Славный Дозор. А тем временем мы убедим Морана отозвать войска.
Скрепя сердце, Джемис согласился.
— Но заклинаю, милорд: едемте быстрее.
Солнце уже клонилось к закату, превращая тени всадников в длинные мазки сажи. До Рей-Роя оставалось три мили. Лишь небольшой холм, торчащий на пути, мешал увидеть знаменитого Пламенного Быка.
— По коням, — велел Эрвин. — Поднять желтые флаги. Рысью вперед!
* * *
С маковки холма открылось дивное зрелище. Солнце легло на горизонт, и Степь утонула во мраке, превратившись в бесконечное черное море. Рей-Рой стоял среди этого моря, будто гранитный остров, окруженный фиордами стен. Верхушки башен еще тлели в последних солнечных лучах. Но стены доставали только до колен, а башни — до пояса исполинской скульптуры. Каменный воин восставал над морем мрака. Его рога пламенели, вонзаясь в небо; холмами бугрились плечи; сверкали лезвия боевой секиры — каждое размером с парус. Глаза наливались кровью, глядя за Холливел — на утраченную шаванами Надежду.
— Солнце светит ему в затылок, — удивился Эрвин, — отчего же горят глаза? Наверное, на затылке есть окна, а внутри головы — система линз. Весьма изобретательно…
Джемис дал иную оценку:
— Здоровенный баран.
А ганта Гроза спешился и поклонился быку, ударив лбом о землю.
Эрвин подумал: с головы этой скульптуры видно все на десять миль — кроме лоскута земли прямо за холмом. Третья рота еще не успела подняться на возвышенность, и герцог передал Шраму приказ:
— Третья рота, остаться в резерве за холмом. Зарядить арбалеты. В случае необходимости, прикрыть наш отход.
Затем он предложил:
— Отец Давид, не желаете подождать меня здесь?
Священник долго колебался и, наконец, сказал:
— Если это не вызовет гнева милорда, я подожду. Пусть боги пошлют вам огромную удачу!
Затем добавил:
— Пожалуйста, в переговорах с Мораном учтите нашу просьбу: Пауль должен быть взят живьем.
И Давид остался за холмом вместе с воинами Шрама, а Гордон Сью, Айсвинд и Лид двинулись вперед, ведомые Эрвином Софией.
Чем ближе становился Рей-Рой, тем спокойней было на душе. Запустение царило и здесь: редкие малые стада, поодинокие пастушьи палатки, лысые пятна от покинутых стоянок, зола давно погасших костров. Прежде тут стояло огромное войско, его окружали многотоысячные стада и табуны, но теперь орда ушла, а кто остался — скрылся за стенами Рей-Роя. Весь опыт Эрвина говорил: противник слаб. В замке прячется тот, кому не хватает сил для сражения в поле. А слабый Моран будет особенно сговорчив.
— Ты не забыл об орде? — Шептала Тревога, примостившись в седле позади Эрвина. — Батальоны Лиллидея могут окружить и перебить. Тебе плевать на них, да?
Эрвин молчал, альтесса не унималась:
— О, милый, я понимаю, как сладко звучат слова: «Это не моя проблема»! Лиллидей посмел думать, будто он умней тебя. Пускай шаваны всыплют ему перцу!
— Шаваны не догонят его. С ними коровы, волы, телеги. Лиллидей заметит их в дне пути от себя и просто вернется к Холливелу.
