— Что ужасное скрывается за дверью?
Леди Нэн-Клер коснулась пальцем подвески в форме древа.
— Вспомните, миледи: вчерашним утром вы не верили даже в существование гуркена. Прошу вас: досмотрите пьесу до конца, лишь тогда осознаете развязку.
* * *
Этой ночью снова открылась течь. Более сильная, чем прошлые, и сразу в двух местах. Капитан назначил вахту в трюме: следить за обстановкой и немедленно задраивать щели. Вахтенные матросы сменялись каждый час — дольше никто не выдерживал. Тот звук — шуршание, скрежет, постукиванье — повторялся очень часто. Он затихал, когда вахтенные шевелились, будто прятался от их шагов. Но стоило им посидеть без движения, возникал и сводил с ума.
Сколько ни обшаривали бочки, мешки, ящики — его источник не был найден. Звук шел отовсюду сразу. Возникал прямо в воздухе, а может, внутри черепов вахтенных матросов. Кто-то сказал: «Мы как будто сидим на крышке гроба, в котором черви жрут покойника». Другой ответил: «Или гроб — это трюм, покойники — мы, а черви снаружи пытаются к нам прорваться». Палубная команда пристально наблюдала за морем. Светила факелами, метала гарпуны, лупила по воде баграми. За бортом не было никаких существ — ни гуркенов, ни мактуков, ни даже сельди. Течи открывались вновь: всякий раз в новом месте. «Морская стрела» разлагалась на ходу.
— Земля! Земля! — Заорал дежурный из «вороньего гнезда».
Все, кроме трюмовой вахты, высыпали на верхнюю палубу. Бугорок суши поднялся над горизонтом, побудив всех завопить от радости:
— Земля-яя!
А в небе показалась россыпь точек. Леди Мирей сказала:
— Это птицы.
Она сняла шляпу, перевернула и взяла в вытянутую руку. Одна из пташек заметила возможное гнездо, спустилась и уселась внутрь шляпы.
— Да чтоб мне в земле не лежать!..
Птица не имела ни крыльев, ни хвоста. Она представляла собою пушистый шар с глазками и ртом — будто кот, свернувшийся в клубок. Каждая шерстинка имела на конце крохотную искру.
— Совсем дикая — не боится людей, — сказала леди Нэн-Клер.
Потомок попробовал погладить птичку, но Мирей запретила:
— Нельзя, ударит искрой.
Прошло несколько минут, пташка умостилась поудобнее и погасила искорки на шерсти. Мирей кивнула, Потомок робко погладил пушистое существо.
— Святые боги, она совсем как кот! Вы видели такое — летающий котенок!
Птица не стала мурлыкать, а хрипло засвистела, но все поняли: она выражает удовольствие. Сбегали за зерном, предложили поклевать — птаха отказалась за неимением клюва. Тогда ей дали кусочек вяленой рыбы. Жадно проглотив его, пушистая издала протяжную трель.
— Неси еще, — велел капитан.
Второй кусок она не стала есть — видимо, вспомнила о птенцах. Взяв рыбу в рот, птаха взъерошилась, зажгла искорки на шерсти — и легко, слово пух на ветру, взлетела в небо.
Часом позже «Морская стрела» подошла к острову.
— Нужно вытащить на берег, — сказала Мирей.
Штурман завел шхуну на мелководье и посадил на песчаное дно. Три часа заняла разгрузка, а потом матросы ухватились за якорные канаты. Фольтийцы пришли им на помощь, а Бивень командовал:
— Р-раааз! Взяли… Р-раааз!
Фут за футом, «Морскую стрелу» выволокли на пляж. Оказавшись на суше, она завалилась на правый борт и подставила свету дно.
На сей раз не обошлось «твоей Праматерью» и «святыми богами». Двух матросов стошнило, один с криком убежал. Все дно оплетала шевелящаяся черная сеть, будто связанная из угрей. Эти гады, склизкие, как пиявки, были срощены хвостами друг с другом. Получалась омерзительная тварь с одним животом и сотнею голов на длиннющих гибких шеях. Каждая морда впивалась и грызла днище корабля.
— Килехват кушать древесину, — сказал капитан Колистад. — Он жить в водяной лес. Вы задели дерево — килехват кусь-кусь. А я — совсем дурак.
— Вы спасли нас, — возразил Джефф Бамбер.
— Не спорить! Сказал — дурак! Килехват не кушать корабли севера. Вот я спокойный, не волновать. А потом понять: ваша шхуна — фольтийские доски!
— Верно, построена в Шиммери, но из вашего материала… Капитан, что же делать теперь?
— Как так что? Брать мечи — и чик-чик!
Одолев отвращение, кайры обнажили клинки и принялись рубить килехвата. На суше он был совершенно беспомощен. Не оказывая сопротивления, распадался на куски и брызгал кровью. Она имела цвет купороса.
— Весьма неприятное зрелище, — сказала леди София. — Не прогуляться ли нам по острову?
Ей составили компанию леди Мирей, Шкипер и Юнга. Островок был крохотен — за пару часов можно весь обойти. Середку занимала высокая скала, ее опоясывал лес, по кромке которого и двинулись путники. Таких деревьев и цветов, как росли здесь, леди София никогда не видела прежде. Они пахли то медью, то сладким парфюмом; имели крестовидные листья, и перья вместо веток, и круглые листья с дырками посередке. Их стволы были таких диковинных форм, что дерево, похожее на винтовую лестницу, казалось простым и скучным. Впрочем, после гуркена и килехвата, и птицы без крыльев Софию нелегко было удивить. Она просто глядела и запоминала, и думала вернуться за альбомом чтобы зарисовать самые занятные образчики. Славное вышло путешествие, — говорила себе София и чувствовала бесконечную любовь к сыну.
Потом она задела ногой нечто твердое — то оказалась изъеденная ржавчиной скоба. Шаг спустя попалась вторая, а еще пара гвоздей, превратившихся в рыжую пыль. Потом пришлось обойти что-то большое, кривое, рогатое с обрывком веревки на конце. А затем она увидела на песке колокол — ядовито зеленый, будто кровь килехвата.
— Рында, — сказал судья.
И лишь тогда София поняла, что идет по останкам судна.
Тем, кто очутился здесь много лет назад, повезло меньше, чем «Морской стреле». Вероятно, их корабль был изгрызен настолько, что о ремонте не шло речи. Моряки покинулимертвое судно, и килехват со временем полностью сожрал его, оставив лишь железные детали и немногочисленные стекла. По разбросу гвоздей, скоб и колец угадывался контур корабля — он был больше северной шхуны.
А в лесу обнаружилась команда. София чувствовала, где искать: зайти поглубже в чащу, где не было бы слышно пиршество чудовища; свернуть, подняться на пригорок, где не достал бы штормовой прибой… Там и нашлась полусгнившая хижина.
Время стерло не только тех людей, а даже их следы. Все рукотворное истлело в пыль. Хижина так просела и заросла лианами, что напоминала странной формы куст. Могилы едва угадывались по спиралькам из камней среди густой травы.
Но кое-с-чем годы не справились. Один непогребенный скелет белел у хижины. Кости сохранили странную позу мертвеца. Он лежал на спине, вытянувшись, как стрела, протянув над головой сложенные в замок руки. Человек не мог умереть в такой позе — очевидно, ее придали уже трупу. Скелет представлял собой указатель.
