Звезда-1
28–29 мая 1775 г. от Сошествия
Арден, Ханай
Склады примыкали к рельсовой дороге. Две дюжины одинаковых длинных сараев, тянущихся вдоль пути. Из каждого склада — два выхода: на улицу города и на грузовой перрон. Палец следил за одним, Вагон — за другим. Они сидели в темноте на перевернутых ящиках и смотрели на силуэты ворот, очерченные щелями. Щели были темны, но все же светлее складского мрака: на улице светила луна. И Палец, и Вагон молчали.
Аланис умела чувствовать время. Прошло уже больше часа, а эти двое не проронили ни слова. Темень и тишина начинали давить на нее.
— Долго нам здесь сидеть? — спросила Аланис требовательно, хотя сама представляла ответ. От склада до Прощания — час пешком. Полчаса внутри, час на обратную дорогу, так что — еще часа полтора.
— Не болтай, — отрезал Палец.
— Я говорю, когда хочу.
— Нет.
Она помолчала, ища применения своему гневу.
— Вот пытаюсь понять: вы солдаты или бандиты?
— Не болтай, — бросил Палец.
— Я не с тобой говорю, а с твоим товарищем. Напомни, как тебя зовут?
— Вагон, — ответил Вагон.
— Об этом и речь. Дисциплина у вас солдатская, а клички — будто шваль из трущоб.
— Какие дали, — буркнул Вагон. — Пауль выбрал.
— Заткнитесь оба, — рыкнул Палец.
— А ты что, офицер?
— Ударю.
— Меня?..
— Тебя.
Аланис рассмеялась. Палец поднялся с ящика, подошел к ней и дал оплеуху. Несмотря на кромешную темень, попал точно по щеке. Аланис шлепнулась на пол, зашипела от ярости:
— Тебя за это уничтожат! В порошок сотрут!
Он схватил ее за шиворот и поднял одной рукой. Сказал:
— Ударю больнее.
Аланис решила не испытывать судьбу и умолкла. Для мести придет более удачное время.
Отпустив ее, Палец вернулся на свой ящик. Снова повисла долгая, унылая тишина. Было слышно, как вдалеке цокают копыта, а совсем рядом, в углу, копошится мышь. Мышиный звук особенно раздражал: каким-то он был бесконечным. Шур-шур, чок-чок, шур-шур, чок-чок. Минута за минутой. То замрет, то снова — шур-шур, чок-чок. Так тихо и вкрадчиво, будто не в углу скребет, а прямо в затылке. Подумалось: попади я в темницу с мышами, свихнулась бы за день!
— Ладно, мне нельзя, но вы-то почему молчите? Поболтайте хоть между собой.
— Запрещено, — бросил Палец. — Ударю.
Она стиснула зубы. Поднялась и стала ходить по складу. В темени это было глупое занятие: еще споткнешься о ящик и упадешь. Но сидеть часами в тишине — совсем невмоготу.
— Сядь, — рыкнул Палец.
— Я только…
— Ударю.
Ты сильно пожалеешь, тварь, — мысленно ответила Аланис и села. Ее шаги больше не заглушали мышиный поскреб. Шур-шур, чок-чок. По улице прошли люди. Без остановки проехал поезд. И стук колес, и шарканье подошв скоро затихли вдали, осталась только мышь. Шур-шур. Я бы точно сошла с ума в подземелье. Ничего нет хуже бездействия и тихих звуков!
Минуты тянулись мучительно долго, однако умом Аланис понимала: прошло лишь полтора часа. Потому она сильно удивилась, услышав снаружи стройный топот сапог. Вернулись? Так быстро?..
— Вагон, — раздался голос с улицы.
— Мы здесь.
— Отпирай.
Ворота распахнулись, и в помещение склада хлынули люди. Вбегали парами и тут же рассредоточивались, давая дорогу следующим. За полминуты все оказались внутри, и Палец закрыл за ними ворота. Они ворвались так быстро, что Аланис не успела сосчитать, но поняла одно: их стало меньше.
— Меняем план, — произнес Пауль. До сих пор Аланис слышала только пару слов из уст командира бригады, но прекрасно запомнила его голос.
— Вагон будет через десять минут, — сказал Вагон.
— Вагоном не поедем. На рельсах нас ждут.
Пауль зажег огонь и подошел к Аланис. Огонь не был факелом или лампой — лунное свечение лилось из Перста на руке командира. В этом мертвенном свете Аланис смогла разглядеть: гвардейский мундир Пауля густо забрызган кровью. Лицо — непроницаемо, без единой тени чувства.
— Что скажешь? — спросил Пауль.
— Надоело сидеть в темноте, — сказала она.
— Шутишь, — заметил Пауль и медленно раскрыл рот в улыбке: сначала показались резцы, потом клыки, потом и боковые зубы. Поймал ладонь Аланис, сделал короткое движение. Она услышала хруст и в первую секунду не поняла — что?.. Потом боль разодрала руку. Мизинец торчал в сторону под прямым углом.
Аланис сумела подавить крик. Уставилась в глаза Паулю, скрипя зубами от боли, гнева — и недоумения. Почему?! За что?!
Он повторил вопрос:
— Что скажешь?
— Сдохни, скотина!
Пауль сломал ей безымянный палец. Зажав рот рукой, она смогла вытерпеть и эту боль, только стон прорвался сквозь зубы. Отдышалась, тряся головой. Ужасней всего было непонимание: за что? Аланис помогла Кукловоду. Теперь тот должен помочь ей. Либо предать и убить — нельзя исключать этого. Но она не представляла ни одной причины для пыток!
Аланис вонзила взгляд в каменную маску командира бригады.
— Ты жестоко поплатишься. Даже не представляешь, что я сделаю с тобой.
— Что. Скажешь? — раздельно произнес Пауль.
Она плюнула ему в лицо.
Он поднял ее ладонь так, чтобы Аланис хорошо видела растопыренные пальцы. Взялся за сломанный уже мизинец — боль полыхнула от одного прикосновения. Огладил его, нащупал точку. Хруст.
Слезы брызнули из глаз, все тело забилось в судороге. Аланис рванулась с нечеловеческой силой, но Пауль удержал ее ладонь, сменил хватку. Хруст.
Боль смяла ее, раздавила, разорвала на части. Рука превратилась в сгусток огня. Мизинец, сломанный в каждом суставе, сложился гармошкой.
— Твой любовник устроил засаду, — произнес Пауль. — В усыпальнице нас ждали. Что скажешь об этом?
Она отдышалась и сплюнула сквозь зубы:
— Тварь.
— Командир, позвольте сказать.
Возле Пауля возник высокий воин с полумаской на лице — такую носила Аланис в дни бегства из Альмеры.
— Говори.
— Она ничего не знает. Засада устроена наспех: закачали горючий газ, а вывести людей не успели. Не оставили сверху отряда, чтоб запереть нас внизу. Если б она участвовала в этом, мелкий имел бы время на подготовку.
Не ответив воину, Пауль повернулся к Аланис:
