— Вы что… отнимете мне пальцы?! — Она задохнулась от ярости. — Это же вы сломали их!.. Лечите, тьма вас сожри! Или поплатитесь жизнью!
Пауль наклонился к ней. У него были до странности блеклые, почти бесцветные глаза — будто пятна тумана.
— Объясню один раз. Ты — никто. Исполняешь приказы и молчишь. Иначе сдохнешь. Швея, приступай.
Хирург взял ее за плечи.
— Стойте! — крикнула Аланис.
Швея подтащил ее к борту, усадил, приложив руку к поручню. Аланис рванулась:
— Прекратите!
Швея щелкнул ее по изломанному пальцу. Пока она корилась от боли, он привязал руку к поручню ремнем. Плеснул на пальцы спиртом, протянул флягу Аланис:
— Выпей.
— Будьте вы прокляты!
Швея вынул из сумки скальпель, отер спиртом лезвие.
— Вы все поплатитесь за это!..
И вдруг Аланис поняла: что ни сделай, что ни скажи — это произойдет все равно. Нет смысла унижать себя мольбами и угрозами. Ничего не изменить.
Она сказала так спокойно, как только смогла:
— Командир, позвольте высказать просьбу.
Пауль приподнял бровь:
— Говори.
— Прошу разрешения воспользоваться пудрой. Хочу выглядеть достойно.
Пауль помолчал, будто пытаясь понять. Швея замер со скальпелем в руке.
— Позволяю.
Она сняла с пояса макияжную сумочку. С трудом открыла ее одной рукой, вынула парфюм, брызнула на шею. Смочив розовой водой платочек, отерла лицо. Провела помадой по губам. Затем щелкнула затвором пудреницы. Открылась крышечка с зеркалом на внутренней стороне. Обычно Аланис держала зеркальце одной рукой, а другой — запудривала шрам. Теперь рука осталась одна.
— Командир, прошу вас о помощи.
Она протянула пудреницу Паулю. Он выдержал паузу, не в силах понять ее действий. Кивнул Швее:
— Помоги.
Хирург взял пудреницу. Глядя в зеркало, Аланис покрыла шрам слоем белой пыли, и тот стал почти незаметен. Подправила румяна на щеках, убрала тени под глазами. Кивнула своему отражению, щелкнула крышечкой. С нарочитой аккуратностью сложила все предметы в сумочку и прицепила ее на пояс.
— Я готова.
Швея отнял один ее палец, затем другой.
* * *
День она валялась в полусне, наблюдая события сквозь пелену болезненной мути. Оказалось, она — не один пострадавший на борту. Шесть или семь солдат отряда имели ранения разной степени тяжести. Швея поочередно занялся каждым, и даже сквозь полудрему Аланис понимала, как странно это происходит. В дни осады дворца она усвоила: медицинская помощь делится на первую и регулярную. Когда речь идет о боевых травмах, нанесенных мечом или топором, именно первая помощь определяет, жить солдату или умереть. Остановить кровь, наложить жгут, промыть рану вином или орджем, убрать инородные частицы, заштопать… Скорость и точность действий в первые минуты дают шанс на выживание. А уж регулярная помощь — рутина и скука, направленная лишь на то, чтобы не допустить гниения. Дважды в день менять повязки, промывать, мазать снадобьем… Так вот, Швея оказывал бойцам бригады именно регулярную помощь. Кто и когда оказал первую — Аланис не могла понять. На бегу из усыпальницы к складу? От склада в порт?.. Была и другая странность: Швея не накладывал швов. Промыв рану, просто зажимал ее парой металлических прищепок и говорил больному: «Посиди». Аланис сочла бы здешнего хирурга полным дилетантом, вот только ей-то он шов наложил, и довольно умело. На месте двух пальцев шла аккуратная стежка…
Пауль не проявлял интереса к здоровью солдат. На юте суденышка имелись только две каюты: одна принадлежала капитану, вторую занял Пауль и надолго заперся там. Аланис также перенесли на ют, чтоб не мешала под ногами, и сквозь дверь каюты она дважды слышала голос командира. Слов разобрать не могла, уловила лишь сам факт: Пауль говорит с кем-то, будучи в каюте один.
Отсутствие командира никак не повлияло на дисциплину. Солдаты бригады не шутили и не болтали, без нужды не вставали с мест, редкие скупые разговоры вели вполголоса. Из мрачность быстро передалась матросам. Если поутру моряки перешучивались, то и дело запевали песни, то к полудню все стихло. Люди молча делали свою работу, а кто был не занят — молча садился и глядел на воду.
Зато солнце светило ярко, и попутный ветер наполнял паруса. Ветер и течение разогнали лодку до удивительной скорости. Берег так и летел мимо, волны весело плескали о борта. Судно вошло в дельту реки. Ханай распался на целую сеть рукавов, заводей, больших и малых русел. Капитан сам встал за штурвал и повел судно по рукаву, ведущему к Морровинду — последнему городку перед впадением в море.
— Часа через три будем на месте! — Объявил он громко, чтобы поддержать команду.
Моряки заулыбались: всего три часа — и хмурая солдатня сойдет на берег, а мы возьмем денежки и двинем назад, в Арден.
Пауль вышел на палубу, оглядел местность, кивнул каким-то своим мыслям. Аланис рискнула обратиться к нему:
— Командир, позвольте вопрос.
Он поглядел на нее так, будто не мог и вообразить себя отвечающим на вопросы. Она спросила:
— Что произошло в усыпальнице?
Пауль открыл дверь каюты и кивнул: иди туда.
Аланис поднялась, упала от сильного головокружения. Вновь поднялась, нетвердой походкой прошаркала в каюту, потянулась к стулу.
— Нет. Стой.
Пауль вошел и закрыл дверь.
— Говори стоя. Зачем тебе знать?
Перед глазами завертелось, тошнота подкатила к горлу. Однако она вложила в голос всю твердость:
— Я лучше вас понимаю политику и стратегию Ориджинов. Вы изменили план, не советуясь со мной. Это было глупо.
— Глупо? — Уточнил Пауль.
— Так же глупо, как пытаться напугать меня. Вы заметили: я не из пугливых. Хотите моей помощи — слушайте. Нет — так…
Она скомкала конец фразы из-за приступа тошноты. Пауль выдержал паузу.
— Ну, посоветуй.
— Что случилось в усыпальнице?
— Засада. Половина роты кайров и горючий газ. Кайры уничтожены, газ был подорван с опозданием и не причинил вреда.
Она сглотнула, борясь с головокружением.
— Эрвин откуда-то узнал…
— Что он сделает? — потребовал Пауль.
— Я думаю…
— Думай быстро.
— Он… остановит поезда… перекроет пути.
— Какие именно? По его мнению, куда мы пойдем?
— В Альмеру, конечно.
— Какой дорогой?
Аланис зажмурилась, пытаясь представить карту.
— Напрямик — на запад, через Бэк… Или через Найтрок на юго-западе. Или на север до Лейксити, а потом — кораблем по озеру.
