Все еще заперто.
Что же делать? Как быть? Он не может здесь оставаться.
— Возьми себя в руки, — отругал он себя. — Мы знали, что просто не будет. Что у графа есть тайна… Вот и разгадывай. Не смей раскисать!
Спенсер был не из тех, кого трудности загоняют в тупик, он привык и умел за себя постоять.
— Что ж, посмотрим, чем я могу открыть эту дверь, — сказал он, принимаясь шарить в первом из чемоданов.
В нем были женские вещи — панталоны, чулки и корсаж — но ничего похожего на отмычку. Как обычно, первый блин комом! Даррен перешел к следующему чемодану. Хоть где-то да отыщется шпилька… И отыскалась она на столе под целой грудой шляпных коробок. Увидела бы их Эмма Джонстон — завизжала б от радости!
Спенсер не мог позволить себе подобного проявления чувств, да и шляпки его особо не интересовали, а потому он вернулся к двери и завозился в замочной скважине шпилькой. Не сразу, но раздался щелчок, оглушительный, словно выстрел из револьвера, — Спенсер замер почти не дыша. Тихо. И он толкнул дверь…
Часы в доме, когда он крался через холл к лестнице, пробили три раза. Это сколько же он просидел запертым в комнате? Не хотелось и думать. Вряд ли час или два… Он потер озябшие плечи и поспешил дальше. Хотелось упасть на кровать, свернуться калачиком и проспать до вечера нового дня, но он не мог себе это позволить. Утром предстоит новая встреча с хозяином: нужно поймать его прежде, чем он запрется в лаборатории. Только бы удалось уговорить его на свидание с Эммой…
Несмотря на усталость, запершись у себя, Спенсер стянул рубашку и брюки, положил на столик очки и вынул изо рта странную штуку, крепившуюся к зубам. После пришло время тугого бинта, крепко-накрепко обвивавшего его грудь, как после ранения. Он распустил его, кинув поверх вороха снятой одежды и выдохнул от облегчения…
— Наконец-то дышу! — простенал, вдохнув полной грудью. — Какое счастье.
Обмывшись холодной водой из кувшина, он натянул ночную рубашку и повалился в кровать.
Это был лучший момент за весь бесконечно, мучительно долгий день.
— Я — Даррен Спенсер, ваш секретарь, — вслух произнес молодой человек, улыбнувшись своему голосу. Наконец-то знакомому… Фоновый изменитель, приобретенный в Лондоне у разорившегося ученого, действовал идеально: преобразовывал вибрацию высоких тонов в более низкие звуки. Причем высоту и тон можно было настроить самостоятельно… Крепился изменитель к зубам специальными скобами — и за день порядком надоедал, ощущаясь инородным предметом, который хотелось вытолкать языком. Но Даррен Спенсер… а вернее, Эмилия Хартли боялась расстаться с ним даже во сне: вдруг снова что-то разбудит их посреди ночи, а он… то есть она, забывшись, выскочит без фонографа. Впрочем, тогда выдала бы ее и фигура… Грудь, хоть и не выдающегося размера, проступала через сорочку.
Особенно в этот момент, когда, задумавшись, она снова припомнила голос графа: «Мистер Спенсер, раз уж мисс Холланд нечего о себе рассказать, мы бы с радостью послушали вас. Уверен, у молодого человека с вашими талантами, есть чем поделиться!» В тот момент граф был так близко, и голос его звучал так волнующе…
Она дернула головой, прогоняя назойливое воспоминание. И закрыла глаза…
Спать, ей нужно спать, а не думать о человеке, в чьем доме пропало столько людей.
Она вообще не за этим приехала… Не за тем, чтобы тембр его приятного голоса неотступно звучал в её голове.
Она позволила себе крепкое слово, одно из тех, что обычно не говорят леди, и как-то враз успокоилась. Так выражался отец — и в этот момент он как будто стал ближе. И прошептал:
«У тебя все получится, милая. У тебя всегда получается!» Под этот умиротворяющий шепот она и уснула.
14 глава
Спенсер подскочил на постели под звук громыхавшего по двери кулака.
— Эй, мистер Спенсер, пора бы и честь знать. Граф о вас спрашивал! — раздался брюзгливый голос дворецкого. — И чего это вы заперлись?
— Я… — произнес было он, но зажал рот руками, выискивая глазами фонограф.
— Что у вас с голосом? — осведомился слуга.
Эмилия-Спенсер наконец укрепила во рту изменитель и прокашлялась.
— Это со сна. Благодарю, мистер Бартон, что разбудили меня! Впредь такого не повторится. И все это из-за запертой двери, скидывая сорочку и принимаясь бинтовать грудь. Наверное, даже и к лучшему, что ставни забиты наглухо: некому подсмотреть через окно на полуголую девушку, трансформирующую себя в нескладного юношу.
Итак:
фонограф — есть,
очки — на месте,
сюртук с подбитыми ватой плечами — надет.
Мисс Хартли глянула в зеркало и в целом осталась довольна увиденным. Если чем-то она и пожертвовала ради роли секретаря графа Дерби, то это своими каштановыми волосами. Пышные, длиной ниже талии, они были срезаны под стенания мистера Вейна, знакомого парикмахера, и под ее безмолвную эпитафию, выраженную в крепко сжатых зубах.
Впрочем, волосы отрастут, а вот вернуть чью-то жизнь намного сложнее…
С таким напутствием секретарь графа вышел из комнаты и схватился за сердце, наткнувшись на Бартона.
— Силы небесные, вы меня напугали! — охнул он, в самом деле испуганный. — Зачем вы стоите здесь, Бартон?
— Вас поджидаю, ясное дело, — невозмутимо отрапортовал слуга. — Вы проспали, а граф осведомлялся о вас.
— Вы уже говорили об этом. Где он сейчас, в лаборатории?
Эмилия знала, что бессовестно проспала и корила себя всеми словами. Но если граф хочет видеть ее, быть может, есть хоть какой-то, но призрачный шанс поговорить с ним о девушках.
— Граф в саду, наблюдает за тем, как мисс Хортон управляется с луком.
Она даже запнулась, едва не припечатавшись носом о мраморный столбик.
— В саду?! — выдохнула она. — Вы не путаете?
— Нисколько. Я, может, и стар, но разум мой светел, как никогда, мистер Спенсер.
Тот смутился:
— Я вовсе не думал, что…
— Понимаю, — оборвал его Бартон. — Просто идите к хозяину и выполняйте свой долг… соня-засоня.
Последнее донеслось тихим шепотом, но девушка это расслышала и покраснела. А прибавив шаг, далеко опередила дворецкого, так что оказалась в саду намного раньше него и смогла лицезреть, не веря глазам, как мисс Хортон примеряется к луку, а граф Дерби терпеливо сносит ее болтовню.
— Вы, конечно, сказали, что не разбираетесь в луках, милорд, — наставительно говорила она, — но посмотрите на это светлое дерево: это тис. Его древесина лучше всего подходит для изготовления луков, ведь она эластичная и почти не гниет, — мисс Гортензия чуть изогнула рукой в специальной перчатке легкий тренировочный лук. — Тис ядовит для скота, вы знали, милорд? Поэтому раньше тисовые деревья безжалостно вырубали, а после, прознав об их удивительных свойствах, ввозили в основном из Италии и Испании. А короли Ричард ll и Карл Vll специально высаживали тисовые деревья, — заключила она свой маленький экскурс в историю и поглядела на графа, словно прилежная ученица, дожидавшаяся похвалы строгого ректора.
