Как сквозь вату она услыхала причитания мистера Финли, трактирщика:
— Боже мой, сэр, кто же так делает?! Это варварство, чистое варварство. Вы должны были просто слегка пригубить. Ощутить вкус… Я ведь даже его не разбавил.
А чья-то рука гладила ее по спине… Кажется, графа.
— Ну-ну, Спенсер, все не так страшно, дышите. До чего же вы нежный: девица чистой воды. Мисс Хортон и та бы не сморщилась, пригубив этот дивный напиток, а мисс Джонстон…
— Мне надо на воздух, — простенала мисс Хартли, поднимаясь из-за стола.
Кое-как дошла до дверей и, вывалившись наружу, едва успела добежать до кустов, где ее благополучно и вырвало.
31 глава
Весь последующий час, пока граф неторопливо поглощал пищу, поглядывая с долей насмешки на сидящего напротив секретаря, сам молодой человек пребывал в состоянии приятного удовлетворения жизнью и расслабления. Все трудности как-то враз отступили, острота ощущений притупилась и думалось неожиданно лишь о хорошем: вот, например, о бородатом трактирщике, ловко сновавшем между столами с пивными кружками и тарелками с «хаггинсом» (какая простая, незамысловатая у него жизнь: без тайн и загадок, не то что у некоторых), или… о маленьком домике в Кенте, в который мисс Хартли мечтала б вернуться прямо сейчас (… и чтобы граф Дерби навестил ее там).
Она улыбнулась, представив этот визит… До чего же нелепо выглядел б этот мужчина посреди матушкиной гостиной, усыпанной, словно берег морскими ракушками, статуэтками, вышитыми салфетками, декоративными рамками с поучительными цитатами и вазочками с цветами.
— Вижу, вам весело, — сказал граф, утирая губы салфеткой. — Не поделитесь, что именно вас так сильно развеселило?
— Я вспомнил своих матушку и отца, — отозвалась мисс Хартли с готовностью. — Они были славные люди, воспоминания о которых неизменно греют мне сердце.
Граф подхватил, кивнув своим мыслям:
— Вы, Спенсер, счастливей меня: я мало что помню о своих почивших родителях. Для мальчика десяти лет они представлялись недосягаемыми как звезды: мать всегда в жемчугах, окутанная ароматом духов и шуршащая пышной юбкой из блестящей материи, отец, строгий и сдержанный, вовсе, казалось, не замечавший меня, редко со мной заговаривал — они двигались по своей траектории, я — по своей. Стыдно признаться, но я давно не скучаю по ним!
От этого неожиданного признания и острой жалости к графу, всколыхнувшей на разрыв душу, мисс Хартли несколько протрезвела: посмотрела большими глазами, должно быть печальными, пусть она и старалась скрыть свои чувства, и до страстного захотела накрыть руку графа своей и выразить сопереживание.
— Вы были слишком малы — не вините себя в бессердечии, — кивнула она, пряча руки под стол.
— В «бессердечии»? — хмыкнул граф. — Интересная формулировка. — И добавил, поднявшись из-за стола: — Пора и честь знать. Скоро стемнеет… А в бессердечии, — он замер на полушаге, не глядя на Спенсера, как бы говоря сам с собой, — есть свои плюсы. Жаль только, сердце у меня все-таки есть… — Быстрый взгляд в её сторону. — … И подчас оно ведёт себя странно.
Граф развернулся и направился к выходу из таверны, Эмили поспешила за ним, ощущая всем телом биение того самого органа, о котором они сейчас говорили.
Что значили эти слова: «И подчас оно ведёт себя странно»?
Как их понимать?
В любом другом состоянии, не во флёре алкогольного опьянения, каким бы минимальным ни было его воздействие на её организм, мисс Хартли испугалась бы разоблачения до дрожи в коленях — теперь же лишь улыбнулась, представляя всякие глупости. И их стоило поскорее выкинуть из головы… Что за блажь, скажите на милость, мечтать о большом разведенном костре, на котором сгорают красивые платья графини, хранимые Дерби у себя в комнате? Или о том, как уплывают все эти девицы, и они с графом, оставшись одни, ведут долгие разговоры за ужином, днём же работают в лаборатории… Рука об руку, вместе изо дня в день. Эмили дёрнула головой, прогоняя фантазии, и едва не выпала из седла: им под ноги бросился кролик, конь шарахнулся в сторону. Она с трудом его удержала…
— Всё в порядке? — осведомился спутник мисс Хартли. — Живность на Скае донельзя раздражающая. — Эдвард Дерби посмотрел в направлении птиц, круживших над их головами. — С ними держи ухо востро.
Птицы, однако, мисс Хартли не волновали, в отличие от говорившего. И почему, право слово, он выглядит таким нервным?
— Вы не любите Скай, — констатировала она. — Зачем же тогда поселились на нём?
Этот вопрос давно её занимал, но задать его так, прямо в лоб, она не решалась. Явно выпитый залпом янтарно-золотистый напиток подхлестнул ее смелость… И глаза почти того же оттенка коснулись ее в наступающих сумерках, мягко скользнули по коже лица — губы графа изогнулись в улыбке.
— Мой милый Спенсер, ты, как всегда, любопытен, — мягко упрекнул он, — и я бы ответил тебе, но… ты должен понять, не на каждый вопрос получают ответ. И это один из таких…
Звезды в прорехах разошедшихся облаков сияли россыпью драгоценных камней, громко трещали цикады, ухал пролетающий филин — все вокруг казалось наполненным миром и внутренней тишиной. Здесь, среди гор и холмов, воздуха, трав и сияния звезд, людские заботы мельчали до едва приметной песчинки.
— А если я спрошу про невест… — осмелился на вопрос секретарь.
— Претенденток, — угрожающе рыкнул Дерби.
— … Претенденток, — послушно исправилась девушка. — Зачем вы их пригласили, если сами не желаете выбирать?
Она внутренне приготовилась к новой порции «Не на каждый вопрос получают ответ», но мужчина, глядя перед собой, вдруг сказал:
— Это все из-за деда. Сам бы я этих мисс и на пушечный выстрел к Линдфорд-холлу не подпустил… Но этот упрямый старик, видите ли, считает, что роду Дерби непременно нужен наследник, мой сын, как вы понимаете, и готов ради достижения цели на самый беспринципный шантаж.
Мисс Хартли широко улыбнулась. Представила вдруг графа Дерби, мужчину, наводящего страх на весь остров, трепещущим перед собственным дедом. И это было забавно!
— Чего вы лыбитесь, Спенсер? — изобразил строгость ее собеседник, но именно что изобразил — даже в густеющих сумерках Эмили видела, как плясали смешинки в глубине его глаз. И совсем не боялась.
— Да так, сэр, представил себе этот шантаж. Презабавнейшая картина! — призналась она, продолжая широко улыбаться.
Эдвард Дерби отозвался ворчливо:
— Ничего даже на йоту забавного в этом нет, — он крепче перехватил вожжи. — Старик обещал, коли я не соглашусь на условия сделки, объявить меня недееспособным и отсудить себе право выбора более «благоразумного и умственно полноценного» наследника. Пригрозил сделать главой рода Дерби своего внучатого племянника из Корнуолла! Тому шестьдесят, но он недавно обзавелся новой женой и уже заделал бедняжке ребенка.
