— Начну, пожалуй, с того, — начала миссис Дерби, — что я с детства была красивым ребенком. Да-да, и не закатывай глаз! — в сторону мужа.
— По-твоему, я это делаю? — Граф покачал головой, демонстративно отвернувшись к окну.
И женщина продолжала:
— Я с ранней юности знала, что мой главный товар — красота. И именно от того, как я смогу разыграть эту карту, зависит не только мое, но будущее всей нашей семьи! Мой отец, — пояснила она, — подверженный разным порокам, в том числе играм на деньги, растранжирил семейное состояние, и мы с трудом выживали на крохи с маминого наследства. Она постоянно твердила, что эта жизнь, невыносимая для нее, когда-нибудь переменится благодаря мне. И я приложила для этого все усилия…
— О да, — повернулся от окна Дерби, — ты усиленно выставлялась не той, кто ты есть, при нашем знакомстве. В этом, пожалуй, ты преуспела лучше всего! — с горечью констатировал он.
— Можно подумать, ты идеальный! — не осталась в долгу собеседница. — Я полагала, что выхожу за светского льва, короля вечеринок и блистательного эпикурейца, а мне подсунули…
— Ты сама себя обманула…
— … ученую мышь, — закончило привидение. И взвилось под потолок, откуда и припечатало: — Я же мышей терпеть не могу!
— Как и я глупых пустышек, выставляющих себя вовсе не теми, кто они есть!
39 глава
От последних слов графа у мисс Хартли выступила испарина. Несмотря на царящий в комнате холод, ей стало жарко в ее коконе из теплого пледа, под перекрестными взглядами двух противоборствующих сторон… Она приоткрылась, чтобы остыть.
Отношения четы Дерби оставляли желать лучшего, это факт. Если они и любили друг друга когда-то — а об этом в светских гостиных слагались легенды! — то чувство это давно отгорело и подернулось пеплом. Осталось только взаимное раздражение…
И неприятие.
И что-то вроде общего дела… Какого именно, девушке только предстояло узнать. Если, конечно, супруги прекратят пререкаться…
— Вот, Спенсер, любуйтесь: высоковоспитанный джентльмен во всей своей, так сказать, непревзойденной красе, — переключилось на нее раздраженное привидение. — Считает, что я его обманула, а я, может быть, в самом деле впервые в жизни влюбилась…
— Но способы демонстрировать это у тебя оказались престранные…
— Я только хотела, чтобы ты ревновал!
— Но вместо этого вызывала только презрение.
Мисс Хартли вдруг поняла, что больше не в состоянии слушать семейную перепалку: вскочила с дивана, расставив в стороны руки, как рефери на боксерском турнире.
И сказала решительным тоном:
— Я хочу понять, что случилось, а не выслушивать ваши взаимные недовольства. Пожалуйста, — смягчила она тон на октаву, — просто продолжите свой рассказ…
Относилось это к графине, и та, проплыв немного по комнате, снова вернулась к дивану.
— В общем замужество, как бы там ни было, пошло мне на пользу, — продолжила женщина-призрак, демонстративно не глядя на мужа, — богатые связи, влиятельные друзья и, конечно же, светский лоск, отполированный лучшими лондонскими модистками. Я стала иконой бомонда… Передо мной преклонялись. Любили. Но однажды я поняла, как быстротечна молодость — жизнь, и это меня испугало. Морщины, седина в волосах… Я не хотела становиться старухой… и умирать. — Женщина помолчала, погруженная в свои мысли, и продолжила с легкой улыбкой: — Это было два года назад — вы, конечно, не помните — в Лондоне заговорили о находке в месопотамской гробнице. Неких табличках, содержащих рецепт вечной молодости, бессмертия… Люди шушукались по углам, ажиотаж усиливался. Все мечтали выведать секрет первыми, заплатив за него любыми деньгами… И я тоже была в их числе, — призналась графиня. — Мечтала выведать тот секрет и оставаться красивой и молодой. Вот тогда-то один из моих юных поклонников — они вечно вились вокруг, словно пчелы над медоносным цветком, и поведал мне об алхимических изысканиях некого Арнольда из Виллановы. Тот жил в тринадцатом веке и перевел на французский труды Ибн Сины, Галена… Якобы, глубоко изучив человеческий организм, на основе алхимических изысканий, он вывел формулу вечной молодости. Мальчик слышал об этом от дяди, французского эмигранта, и совершенно в это не верил. Посмеивался рассказывая… Он просто был слишком молод, чтобы задумываться о жизни! — вздохнула рассказчица, и в комнате стало еще холоднее. — Слишком молод и совершенно беспечен.
Эмилия по лицу леди Дерби попыталась высчитать ее годы: тридцать два, тридцать три. Вряд ли больше… И все-таки она говорила о себе, как о дряхлой старухе. И супруг ее морщился: тема была ему неприятна.
— Мальчишка вскоре забыл, о чем рассказал мне, — продолжала рассказчица, — но я не забыла того разговора и, наняв специального человека, велела ему отыскать труды Арнольда из Виллановы и принести мне, чего бы это ни стоило. Количество потраченных денег не волновало меня — деньги, в конце концов, всегда можно достать, а вот молодость не достанешь, как шоколад из коробки: в один миг ты цветешь — и вот уже опадаешь. Эта мысль завладела мной совершенно, я сделалась чуточку одержимой…
— Только чуточку? — не сдержался супруг. — Вспомни, как ты умоляла меня смешивать всякие зелья, рецепты которых скупала у шарлатанов со всего света.
Графиня зыркнула взглядом:
— Но ты отказывался помочь.
— И не зря, как мы теперь видим, — парировал граф. И впервые с появления своей призрачной нареченной обратился к Спенсеру напрямую: — Спросите ее, что случилось полтора года назад? — И сам же ответил: — Она отравилась жутким составом, включавшим желтый янтарь и молочную железу австралийского утконоса. Подумайте только, австралийского утконоса! Где, силы небесные, ты вообще могла ее взять?!
Призрак, выслушивая эту тираду, выказывал явные признаки недовольства: мерцал, вспыхивая то ярче, то потухая, и белая полумарь, шлейфом вившаяся за ним, окрасилась в темно-серый, болотистый цвет.
— Когда человек в самом деле чего-то по-настоящему хочет, — прозвучал желчный голос из самого центра грозовой тучи, — он этого добивается всеми силами.
Это был явный упрек, и граф среагировал автоматически:
— Ты не смеешь упрекать меня в недостатке усердия: я схоронил себя в этом месте ради тебя. Я целыми днями провожу в лаборатории…
— И без толку.
— Толка было бы больше, не суй ты мне палки в колеса.
— Не смей меня обвинять! Я всего лишь делаю все по-своему…
— И в этом все беды, — выдохнул граф полным усталости голосом. — Ты никак не уймешься, а мне платить по счетам.
Оба замолкли, глядя в разные стороны, и графиня дернула головой.
— Он обвиняет меня во всех бедах, — в сторону Спенсера, — я же всего лишь шла за мечтой. Да, обманывалась и не однажды, но, когда рукопись Виллановы попала ко мне, все остальное забылось в ту же минуту. Я поняла, что нашла свою terra incognita… Я стояла у цели. — Женщина помолчала, возможно, даже желая, чтобы ей возразили, но супруг не вставил ни слова. — И, воспользовавшись его алхимическими трудами, на основе собственных опытов, я сама вывела формулу вечной молодости и создала нужный состав… — Призраку не хотелось признаваться в просчете, но результат, как говорится, был на лицо, и женщина заключила: — К несчастью, сработал он неожиданным образом. Вовсе не так, как я планировала…
