Она повысила голос, заставив обернуться официанта. Потом порылась в кошельке, отклонив предложение Энид оплатить заказ. Ее пылающие щеки медленно розовели, пока не приобрели бледно-коралловый цвет. Они с полудня сидели в этом кафе, словно на плоту в бушующем море, и Ф. без конца теребила свою сумочку.
Больше Энид ни о чем ее не спрашивала. Просто слушала, как та долго и многословно оправдывает Кэти, напоминает о своем «везении», ресторанах и подарках. Потом ее рассказ дополнился новыми подробностями, и она поведала об одном обеде, когда все зашло, пожалуй, слишком далеко.
Позже – чистое совпадение – ей по средам назначили обязательные дополнительные занятия в школе, потому что она отстала от программы, так что пришлось отказаться от этих обедов. Кэти отнеслась к этому с полным пониманием.
Ф. заколебалась и еще раз спросила, не записывает ли Энид их разговор.
– Все это довольно сложно, – вздохнула она.
Они обе понимали, что дальше начинается неоднозначная часть ее рассказа. Да, Кэти предложила ей поработать ее «ассистенткой». За плату.
Она задумалась об этом недавно. Когда поднялась волна МеТоо.
– Ясно, что на этих обедах не все было невинно. Я подумывала о том, чтобы кому-нибудь об этом рассказать, но… Как я могла? Как бы я выглядела? Мой рассказ ни в ком не вызвал бы сочувствия. Все стали бы меня осуждать. И за дело. Я не была белой и пушистой.
После кафе Энид предложила Ф. немного пройтись, но та сказала, что торопится домой. На краю тротуара она споткнулась и чуть не подвернула ногу, но успела ухватиться за Энид. Извинилась и добавила, что она немного не в себе.
Дома Энид пошла не на кухню готовить ужин, а села и записала у себя в дневнике: В 1982 году мне было двенадцать лет. Я собирала постеры с Брук Шилдс; через шесть лет я с таким же обожанием буду смотреть на Ванессу Паради.
Я была очень предприимчивой и ради того, чтобы получить побольше карманных денег, пускалась на всякие хитрости. На школьном дворе я не закрывала рта, а когда к родителям приходили гости, отказывалась с ними даже поздороваться. Я обрезала свои джинсовые шорты так, что доверху оголялись ляжки, и рыдала, когда мать пригрозила выбросить мою пижаму со Снупи, потому что та стала мне мала.
Я врала напропалую и никогда не испытывала угрызений совести. Подделывала в дневнике отцовскую подпись, воровала в магазине «Призюник» пластинки-сорокапятки, брала в библиотеке романы Даниэлы Стил и выдирала из журнала «Космополитен» страницы с советами, как из «сексуальной лузерши превратиться в победительницу». Днем в воскресенье я валялась на диване, до одурения смотрела варьете-шоу, передачи про вред быстрых углеводов и рекламу очищающей маски-шипучки.
В понедельник утром я клялась себе, что начну новую, чистую жизнь, свободную от желаний. Мне хотелось исчезнуть. Я вела подсчет каждой проглоченной калории и заставляла себя стоять в своей комнате голышом перед открытым окном; я завидовала тем, кто из-за бронхита мучился сухим кашлем; я с сомкнутыми коленями прыгала со слишком высокой каменной ограды, чтобы лодыжками почувствовать удар об асфальт. Я жаждала настоящих страданий.
Я оплакивала смерть Рембо, хотя не прочитала из него ни строчки, и всхлипывала, когда в кино погибала собака. Меня кидало от осознания быстротечности времени к предчувствию нескончаемо долгих лет. Я все время ждала, чтобы хоть что-нибудь произошло, и была настороже, чтобы не пропустить, когда это что-то произойдет. Я могла влюбиться в челку на лбу, в чью-то улыбку в автобусе. Щеки у меня постоянно пылали, как при высокой температуре. Я ждала. Страницы моего дневника были заполнены всевозможными клятвами, в том числе клятвой сделать все, чтобы прожить исключительную жизнь, понятия не имея, в чем это заключается, но зная одно – она должна быть другой.
Кэти была шансом сбросить оцепенение повседневности. Я наверняка без ума влюбилась бы в Кэти и мечтала бы стать ее избранницей.
Я бы ходила на эти обеды как на соревнования, чтобы стать первой среди избранных. Чтобы доказать Кэти, что она не напрасно верит в меня и мое будущее. Знаки внимания со стороны тех мужчин, их расспросы наверняка заглушили бы все мои подозрения. Они сумели бы подтвердить мою наивную уверенность в том, что я не такая, как все, и меня ждет особенная судьба. Еще они подтвердили бы то, в чем я и так не сомневалась: родители совершенно меня не понимают.
Я бы думала, что мне известны правила игры, и постаралась бы доказать членам этой фальшивой комиссии свою «зрелость». Деньги только усилили бы ощущение того, что я одной ногой уже стою в будущем: еще бы, мне уже платят зарплату. На все остальное я просто закрыла бы глаза. Происходящее казалось бы мне одним из тех фильмов, по которым я сходила с ума и в которых полное подчинение мужчине расценивается как доблесть и приобретает черты Ким Бейсингер из «Девяти с половиной недель».
Возможно, я не решилась бы стать «ассистенткой» Кэти, но это не факт. Вполне возможно, что своей расчетливой добротой она избавила бы меня от последних колебаний. Возможно, страх вернуться в существование «до Кэти» возобладал бы над моими сомнениями.
Энид и Эльвира перезванивались два-три раза в день, обменивались десятками эсэмэсок и вместе ужинали, если только одна из них не была в отъезде.
Все свои открытия они совершили вместе: как составить резюме; что такое оргазм; как сделать ремонт в квартире; что такое групповая любовь, краткое приобщение к которой они тоже пережили вдвоем; каково это – прыгнуть в утренний поезд и помчаться на другой конец страны просто ради того, чтобы увидеть море, как в фильмах 1960-х; что значит провалить конкурс и как освоить искусство приготовления суфле.
К сегодняшнему дню в их отношениях сохранилось все, кроме секса.
Любовный разрыв ознаменовал начало сотрудничества.
Выслушав рассказ Энид о встрече с Ф., Эльвира окончательно утвердилась в решении снимать документальный фильм на эту тему. Афера с вовлечением в проституцию несовершеннолетних, в Париже, средь бела дня, девочки-подростки в роли жертв, вербовка среди них предательниц… Главной героиней фильма будет Д. Эльвира не сомневалась, что они легко найдут финансирование.
С тех пор, как они перестали быть «парой», их разногласия носили поверхностный характер и в основном касались организационных моментов. Но в тот вечер слова Эльвиры задели Энид за живое.
– Бесспорно, Д. – жертва «Галатеи», но и Ф. – такая же жертва этого лжефонда, – запротестовала Энид. – И это никакая не афера с вовлечением в проституцию. Проституция – это добровольная сделка между двумя персонами. Эти девочки не давали согласия на секс в обмен на стажировку или рекомендательное письмо. Они занимались этим, чтобы не огорчать Кэти. Потому что они ее любили и хотели, чтобы и она продолжала их любить. Кэти сделала ставку на то, что эта любовь заставит их молчать. И она не ошиблась. К тому же нельзя сказать, что это исключительная история. Она касается и их самих, и других людей, она касается всех и каждого.
