Несмотря на свою (скорее скандальную) известность, деи Росси никогда не занимал пост раввина и пропагандировал свои идеи, по сути, в одиночку: даже некоторые близкие друзья покинули его, столкнувшись с масштабной реакцией на его труд и его на первый взгляд легкомысленное отношение к общепринятым традициям. Но нашлись и другие авторы, благодаря которым дух Ренессанса все же постепенно становился частью интеллектуального кругозора итальянских евреев. В 1587 году, менее чем через десять лет после смерти деи Росси и в разгар полемики о его трудах, главным раввином Мантуи, где Азария жил и опубликовал свою книгу, стал Йеѓуда бен Йосеф Москато, до этого почти двадцать лет занимавший пост официального проповедника мантуанской общины.
За текстом книги Москато «Нефуцот Йеѓуда» («Рассеяние Йеѓуды») — сборника пятидесяти двух его мантуанских проповедей, опубликованного в Венеции в 1589 году, — несложно разглядеть фигуру автора, религиозного учителя, всецело преданного эстетике ренессансной риторики. В другой своей книге «Коль Йеѓуда» («Голос Йеѓуды», 1594) — комментарии к «Кузари» Йеѓуды Ѓалеви — Москато защищает и средневековых неоплатонистов, и, как ни странно, Филона. Как и деи Росси, Москато с одобрением цитирует Пико делла Мирандолу:
Прежде всего от Бога проистек сотворенный разум как сила, единая и совершенная; Он наделил его идеями всех вещей… Через истечение этой силы Бог не просто создал все вещи, но создал их самым совершенным образом. Этот разум платоники и другие философы древности и назвали «Сыном Божиим», как написал мудрый Пико делла Мирандола в своем кратком сочинении о небесной и земной любви.
«Сын Божий», о котором пишет Москато, — это Логос, который Филон постулировал как связующее звено между человеком и божественным началом. Умелое сочетание актуальных знаний со средневековой еврейской философской традицией, вкрапления цитат на итальянском и отсылки к идеям современников в области музыки и астрономии, мистический флер, создаваемый частыми цитатами из «Зоѓара» (нередко без упоминания источника), и общее стремление доставить слушателям удовольствие от эстетических качеств проповеди (как содержательных, так и ораторских) породили у итальянских евреев представление о том, что проповедь должна быть произведением искусства [8].
Известно, что проповеди Москато привлекали и нееврейскую аудиторию; вполне возможно, что он проповедовал и на итальянском, а не только на иврите. Во всяком случае, в следующем столетии экстравагантный венецианский проповедник Леоне Модена писал по-итальянски столь же легко, как на иврите, и поддерживал тесные контакты с широким кругом ученых-христиан, опубликовав, среди прочего, очерк еврейских обычаев (Historia de’ riti Ebraici — «История еврейских ритуалов») для английского посла в Венеции в подарок королю Иакову I. Согласно автобиографии Модены, среди различных занятий, приносивших ему доход (который он спускал в азартных играх), была и музыка. В 1630-е годы он стал руководителем хора музыкальной академии, созданной в венецианском гетто, и поощрял использование в синагогальной службе музыкальных сочинений своего друга Саломоне деи Росси, который ввел в еврейскую литургию полифонический стиль Палестрины
[133]. В предисловии к сборнику праздничных текстов на иврите, положенных на музыку Саломоне деи Росси, Леоне Модена утверждал, что Саломоне воссоздал мелодии, звучавшие в Иерусалимском храме до его разрушения. На самом деле его музыка отражала скорее определенные аспекты христианской литургии, подобно тому как в архитектуре синагог имитировались элементы местного стиля, — такова барочная синагога испанских евреев в Венеции, построенная в середине XVI века, а в середине XVII века перестроенная зодчим церкви Санта-Мария-делла-Салюте, таков же и гугенотский стиль синагоги Бивис-Маркс в Лондоне, построенной испано-португальской еврейской общиной в 1702 году [9].
Многие еврейские общины христианского мира ставили себе на службу новые искусства и ремесла, чтобы украсить домашние ритуалы и синагогальную службу. В синагогах изящнее всего старались отделать навершия деревянных валиков, к которым крепится с двух сторон свиток Торы и за которые его держат при церемониальном выносе свитка. Такие навершия (римоним) нередко представляли собой чрезвычайно изящную и искусную художественную работу по металлу. В Италии XVI века была изготовлена старейшая вышитая завеса для шкафчика со свитками Торы (арон кодеш), сохранившаяся до наших дней. Обычай заказывать для арон кодеш завесу из парчи, а для самих свитков вышитые футляры был широко распространен; этой тонкой работой нередко занимались благочестивые дамы-рукодельницы, но в некоторых общинах такая художественная вышивка была оригинальным и чисто мужским ремеслом профессиональных вышивальщиков.
Евреи считали признаком благочестия — «украшением заповеди», хидур мицва — иметь до́ма искусно отделанные металлические бокалы для кидуша, светильники и коробочки для пряных трав, предназначенные для празднования субботы, а также особые блюда для пасхального седера. Обычно, хотя и не всегда, эти предметы изготавливали еврейские ремесленники. Что касается книжных иллюстраций, теперь распространившихся куда сильнее, чем в Средние века, благодаря книгопечатанию, здесь откровенное христианское влияние прослеживается в повторном использовании деревянных гравюрных досок, первоначально вырезанных для других текстов. Представляется, что евреев, кроме тех, кто жил в мусульманских странах, совершенно не смущали изображения людей даже в рукописях религиозного содержания. Так, в свитках с текстом Книги Есфири, читаемой на Пурим, описываемые события, как правило, иллюстрировались, а брачные контракты (ктубот) часто украшались искусными изображениями свадебных сцен; благодаря гравюрной технике некоторые из подобных иллюстраций широко тиражировались.
Примечательно, что архитектура лондонской синагоги Бивис-Маркс позаимствована у христиан-нонконформистов
[134], ведь евреи как социальная группа иногда имели такой же статус, как и меньшинства в разделенной на отдельные течения христианской культуре. Евреи, жившие под властью Габсбургов, внешне всячески подчеркивали свою лояльность католическому режиму, но по мере того, как от католической церкви откалывались новые и новые течения, представители которых были не согласны с ее интерпретацией Библии, некоторые протестанты, в том числе христиане-гуманисты — Рейхлин и Эразм Роттердамский, — и вожди сторонников реформ внутри католической церкви стали считать иудаизм заповедником древней истины, скрытой в Писании. С 1507 по 1521 год Рейхлин вел «битву книг» с неким Иоганном Пфефферкорном — евреем, принявшим крещение в Кельне около 1504 года; в ходе этого спора линией размежевания между реакционной и либеральной тенденциями в католической церкви стало отношение спорящих к Талмуду. Пфефферкорн, натасканный кельнскими доминиканцами, яростно нападал на Талмуд и выпрашивал у императора Максимилиана мандат на конфискацию всех еврейских книг, за исключением Библии, но столкнулся с оппонентом в лице Рейхлина. После этого обе стороны ввязались в войну памфлетов, не жалея желчи и не гнушаясь личных оскорблений. Не случайно Мартин Лютер вывесил в Виттенберге свои 95 тезисов как раз в 1517 году, в разгар этого спора, в ходе которого соратники Рейхлина, в том числе ведущие гуманисты эпохи, столь ярко высветили обскурантизм некоторых иерархов церкви. Как и Рейхлин (вступившийся за евреев родного Пфорцхайма), Мартин Лютер первоначально осудил преследование евреев и конфискацию раввинистической литературы. Но с середины 1520-х годов его благожелательное отношение к евреям сменилось враждой, так как те отказывались принимать христианство даже в его «просвещенном» варианте, и за три года до смерти (последовавшей в 1546 году) реформатор в ряде памфлетов, первый из которых назывался «О евреях и их лжи» (1543), призывал изгнать евреев или держать их в строгом подчинении. В конечном итоге основанная им лютеранская церковь сохранила столь же резкое неприятие иудаизма, как и католицизм, от которого откололась. Возможно, одной из причин антисемитизма Лютера стало его желание противодействовать «иудействующим» протестантским сектам, например субботствующим анабаптистам, которых он решительно осуждал [10].
