Виленский гаон, посвящая немало времени и сил изучению каббалы, все же настаивал на верховенстве логических умозаключений и применении научного метода к исследованию древних текстов: он мог прибегнуть к помощи филологии и грамматики, чтобы прояснить смысл сложного отрывка или исправить ошибки в тексте, и не ленился искать в Талмуде источники ѓалахических постановлений, приведенных в позднейших кодексах без талмудического обоснования. Как настаивали его сыновья во вступлении к изданию отцовского комментария к кодексу «Шульхан арух», ученику следует всецело избегать казуистики пильпуля, из-за которого «умножаются грехи, возрастает несправедливость, теряется приятность речи и изгоняется правда из общества Господнего». Следовало избегать «нагромождения трудностей» как самоцели. Для Виленского гаона наилучший способ поддержания традиционной раввинистической учености состоял в применении рационального, интеллектуального, методического подхода к текстам: важна была принципиальная способность добросовестного исследователя восстановить истинный смысл древних текстов, — в случае необходимости даже «исправляя» или реконструируя те или иные фрагменты.
В следующем столетии образ жизни Виленского гаона стал идеалом для многих восточноевропейских евреев. Не все могли рассчитывать на славу вундеркинда, зато ни для кого не был закрыт путь отшельника, удалившегося от общинных дел и с головой погрузившегося в ученые занятия. Один из учеников Виленского гаона в XIX веке основал знаменитую ешиву в Воложине, где сотни студентов вели именно такой образ жизни. Благодаря репутации Гаона город Вильна, с его средневековой ратушей и замками, с архитектурой в стиле пламенеющего барокко, с типично прибалтийскими пейзажами, с жарким летом и холодной зимой, с озерами, просто-таки созданными для подледной рыбалки, в XVIII веке стал известен как Литовский Иерусалим. По переписи 1795 года, в Вильне и окрестностях жило 3613 евреев, плативших подушную подать; евреи составляли фактическое большинство в городе, и местная община стала прославленным центром еврейского образования [15].
В сефардском мире в начале Нового времени обучение в ешиве не ставилось столь высоко, и сефардские ешивы развивались совершенно по-другому; в учебную программу здесь входили Библия и мидраш. Исследование разнообразных еврейских обычаев (минѓагим), гуманистическое по своей сути (одним из таких исследователей был венецианец Леоне Модена), и подход тех евреев ренессансной Италии, кто сочетал изучение Торы с занятиями наукой, также были основаны на иных принципах. В любом случае папский запрет 1559 года стал серьезным препятствием для штудирования Талмуда, и акцент сместился на систематическое изучение ѓалахических сводов. Ученики ешив Италии, а также османского Леванта, в отличие от своих сверстников из ашкеназских земель, также имели возможность официально обучаться каббале, сделавшей мощный рывок вперед в начале Нового времени.
Последователи Ицхака Лурии
На горе Мерон, что в Верхней Галилее, у монументальной синагоги IV века, в праздник Лаг ба-омер собираются толпы паломников, чтобы почтить память Шимона бар Йохая в годовщину его смерти: здесь, по преданию, он был похоронен. Восторженные пилигримы зажигают фейерверки и пляшут; многие приезжают с маленькими детьми — по традиции на следующее утро мальчикам впервые стригут волосы, а отстриженные пряди бросают в костер. О стечении народа к могиле Шимона бар Йохая впервые упоминает итальянский раввин Моше Базола в заметках о своем путешествии по Земле Израиля в 1522 году: к этому времени обычай уже вполне укоренился. Шимон бар Йохай, как мы уже говорили, считался автором книги «Зоѓар», и в самой книге рассказывается от имени рабби Абы, что после смерти Шимона бар Йохая раздался голос, призывающий его последователей «восходить и собираться» у могилы в годовщину его смерти:
Весь день дом полыхал огнем, и никто не мог подойти близко, ибо свет и пламя окружали дом на протяжении всего дня. А я лежал на земле, рыдая. Когда пламя рассеялось, увидел я, что Великий светоч, святая святых, покинул этот мир. Он лежал на правом боку, накинув на голову талит, с радостным лицом. Рабби Эльазар, его сын, сложил ему руки и облобызал их, а я поцеловал прах под его ногами… Рабби Хия поднялся на ноги и сказал: «До сего дня Великий светоч заботился о нас, теперь же мы должны отдать ему последний долг». Встали рабби Эльазар и рабби Аба и подняли его в погребальном паланкине. Кто видел когда-либо смятение, подобное их смятению? Весь дом наполнился благоуханием. Подняли его на похоронные носилки, и одни только рабби Эльазар и рабби Аба взялись за них. Первые люди города пришли и просили их, и жители Мерона все как один плакали, боясь, что его похоронят в другом месте. Когда носилки вынесли из дома, они сами собой поднялись в воздух, и перед ними запылал огненный столп. Все услышали голос, говорящий: «Приходите и собирайтесь на празднество в честь рабби Шимона».
Таким образом, задолго до того, как в середине XVI века городок Цфат неподалеку от Мерона стал колыбелью новой формы еврейского мистицизма, Верхняя Галилея уже была местом мистического притяжения, где сохранилось дыхание мудрецов, согласно преданию стоявших у истоков каббалы. Мы уже отмечали роль Цфата как одного из центров еврейского образования. Об отдельных еврейских поселенцах в городе мы знаем из документов каирской генизы первой половины XI века, однако по-настоящему община начала расти после 1492 года, с притоком беженцев из Испании. Согласно османским документам, в 1544–1545 годах в городе было свыше тысячи еврейских домохозяйств и, кроме того, проживало значительное число самаритян [16].
В этот-то город в 1570 году судьба и привела Ицхака Лурию. Ему было всего тридцать шесть лет, а уже 15 июля 1572 года он умер во время эпидемии, но за эти два года успел заложить основы совершенно нового течения в каббале. Ицхак бен Шломо Лурия родился в 1534 году в Иерусалиме; его отец переселился на Землю Израиля из Германии или Польши, но умер, когда Ицхак был еще ребенком. Его мать была из сефардов и забрала мальчика к родственникам в Египет, где он выучился ѓалахе и приступил к изучению мистики. Благодаря обилию легенд, которые стали складываться вокруг его жизни в воспоминаниях последователей практически сразу после его ранней смерти, затруднительна сколько-нибудь точная реконструкция интеллектуального пути Лурии к мистическому озарению. Судя по одному из документов каирской генизы, написанному рукой Лурии, он занимался коммерцией, связанной с зерном. Дядя Лурии с материнской стороны, у которого он воспитывался в Египте, был богатым налоговым откупщиком, ему принадлежал остров Ар-Рауда (ныне Рода) на Ниле вблизи Каира. Говорят, что Лурия жил там в уединении семь лет, написав за это время небольшой комментарий к части книги «Зоѓар» — единственный дошедший до нас труд, написанный лично им. Путешествие из Египта в Землю Израиля в то время было нетрудным, и Лурия, судя по всему, посещал Галилею, чтобы встретить Лаг ба-омер на горе Мерон. Его ученик Хаим Виталь записал, что Лурия привез туда всю свою семью, в том числе и маленького сына, которому постриг волосы в соответствии с уже упоминавшимся обычаем, и провел там день, празднуя и пируя. Как бы то ни было, в 1569 или начале 1570 года Лурия переехал в Цфат и поселился там [17].
