К лету 1665 года слухи о драматических событиях на святой земле достигли даже Англии, а в начале октября история целиком, должным образом приукрашенная, рассказывалась по всей Европе. К тому времени Шабтай Цви вернулся на родину, в Смирну. В нескольких городах, через которые он проезжал по дороге, не обошлось без волнений: многие, как мужчины, так и женщины, начинали пророчествовать. По словам Баруха из Ареццо, эти сцены не отличались разнообразием:
Вот какова была манера пророчества в те дни: люди входили в транс и падали на землю, подобно мертвым, и дыхание совершенно покидало их. По истечении примерно получаса они вновь начинали дышать и, не шевеля губами, произносили те стихи из Писания, где восхваляется Бог, дающий утешение. И все говорили: «Шабтай Цви — мессия Бога Иакова». Очнувшись же, они не помнили ничего о том, что говорили и что с ними было.
Известные раввины заражались всеобщим исступлением ничуть не в меньшей степени, чем обычные жители [32].
Натан оставался в Газе, хотя и продолжал провозглашать весть о грядущем искуплении. Шабтай же, находясь в Смирне, к концу 1665 года стал говорить и действовать по-новому, что может быть объяснено только тем, что он окончательно уверился в собственной правоте. Через несколько месяцев аскезы и благочестивых молитв он начал прилюдно, сознательно ничуть не скрываясь, нарушать нормы ѓалахи, как сообщает Барух:
После этого [Шабтай] начал совершать странные вещи. Он произносил Святое имя точно так, как оно написано. Он ел жир животных
[145]. Он делал и другие вещи, противные Богу и Его Торе, и принуждал других поступать так же нечестиво… И вот, в ту субботу он долго читал просительные молитвы, а после этого отправился в португальскую синагогу. Многие из собравшихся в этой синагоге не верили в него и потому заперли двери. Он впал в страшную ярость, послал за топором и, хотя была суббота, принялся рубить дверь и рубил, пока ему не отворили.
Призывая к нарушению закона и особенно требуя от своих сторонников произносить вслух непроизносимое имя Бога, Шабтай Цви возвещал наступление мессианской эры, когда все изменится, и, кроме того, избавлялся от оппозиции, тем самым теснее привязывая своих последователей (в том числе женщин, которых он даже вызывал к чтению Торы). Наконец, Шабтай провозгласил, что датой искупления станет 15 сивана 5426 года, что соответствует 18 июня 1666 года [33].
К тому времени евреи Смирны опасались протестовать против притязаний Шабтая Цви, даже когда он, повергнув в шок земляков, провозгласил отмену поста 10 тевета, заповеданного непосредственно в Библии в память о начале осады Иерусалима вавилонянами, итогом которой стало разрушение Первого храма в 586 году до н. э. Вместо стандартной молитвы за здравие султана местные евреи стали молиться за Шабтая Цви как царя Израиля. К нему все чаще обращались, используя титул Амира — сокращение от фразы «Господин наш и царь, да возвысится его величество». Евреи хлынули в Смирну со всей Турции, чтобы присоединиться к торжествам, и 30 декабря 1665 года Шабтай с огромной свитой отплыл в Константинополь [34].
За два века с момента взятия османами (1453) Константинополь превратился в великий исламский город Стамбул, в котором узкие извилистые улочки с деревянными домами петляли между огромными мечетями, дворцами и базарами. В вершине залива Золотой Рог располагалась мечеть Эюп, построенная на месте, где обнаружили могилу знаменосца пророка Мухаммеда, убитого при осаде Константинополя арабами в 674–678 годах. Столицу Османской империи украшали многочисленные фонтаны, мосты, школы и другие здания, воздвигнутые Сулейманом Великолепным и другими султанами. Однако мусульмане составляли лишь незначительное большинство примерно из полумиллиона обитателей города, а евреи (тысячи которых поселились здесь после изгнания из Испании в 1492 году) представляли собой автономное сообщество, находившееся, как и православные христиане, под управлением собственных религиозных властей (за исключением уголовных дел, которые разбирались в османских судах). При приближении Шабтая Цви и евреи, и настроенные более скептически неевреи пришли в возбуждение, и 6 февраля 1666 года турецкие власти остановили корабль Шабтая и бросили его в тюрьму. Кажется весьма вероятным, что его решили не казнить, только чтобы у евреев не появился новый мученик и не вспыхнуло восстание по всей Османской империи. Его перевезли в тюрьму в Галлиполи, которую Шабтай путем подкупа превратил в укрепленный замок, где он жил в роскоши и принимал посланников из различных областей еврейского мира:
Так жил Господин наш в великом почете в своей «крепкой башне»
[146]. Всевышний внушил надзирателю за этой башней такое благорасположение к нему, что тот стал [Шабтаю] слугой. («Я служу двум царям», — говаривал он.) Мужчины, женщины и дети как из нашего народа, так и из других народов прибывали со всего света увидеть его, поговорить с ним, преклониться перед ним, поцеловать его руки. Его слава Мессии разлетелась повсюду [35].
Несогласных константинопольские раввины подвергали отлучению за то, что они сочли возможным «поверить худшему об этом ангеле в человеческом образе… исходя из некоторых деяний, которые на первый взгляд кажутся странными, но на самом деле являются чудесными». По всей диаспоре евреи постились, совершали очищение и подвергали себя бичеванию. Были и такие, кто распродавал имущество и готовился отправиться в святую землю. И в небольших городах Германии, и в общинах Марокко евреи нетерпеливо ждали посланий со святой земли и читали их в собраниях. От Йемена до Амстердама в честь Шабтая Цви писались хвалебные стихотворения. Проповедники призывали покаяться, и во многих городах — Амстердаме, Франкфурте, Праге, Мантуе, Константинополе — печатались особые молитвы, текст которых был утвержден Натаном [36].
Приближалось лето 1666 года, и радужные надежды достигли кульминации. Как представляется, не последнюю роль в этом сыграл сам Шабтай Цви, учредив вместо постов 17 тамуза и 9 ава, установленных в память о разрушении Храма, праздники: 17 тамуза — в честь возрождения духа Шабтая Цви, а 9 ава — в честь его дня рождения. Перед тем как решиться на столь радикальный шаг, константинопольские раввины испросили соизволения свыше, и оно было получено:
Когда этот указ достиг Константинополя, евреи города, хоть и уверовавшие, сомневались, следует ли заходить столь далеко. Поэтому их раввины умоляли и заклинали Господа Бога своего указать, каким путем идти и как поступить. Затем на всеобщем собрании было приготовлено два листка бумаги, на одном из которых было написано слово «праздник», а на другом — «пост». Листки поместили в кувшин, призвали мальчика и велели ему вынуть один из них и поднять высоко в руке. Так он и сделал — и вынул «праздник». Вновь листки опустили в кувшин, и вновь мальчик вытянул один из них — и это был «праздник». В третий раз опустили листки, и в третий раз вышел «праздник» [37].
