Как мы уже знаем, в момент зарождения реформистского иудаизма его сторонники считали себя одним из движений в иудаизме и лишь постепенно стали иногда определять себя как отдельную деноминацию в широком религиозном смысле. Реформисты никогда не утверждали, что традиционалисты исповедуют «неправильный» иудаизм, хотя время от времени из их лагеря и раздаются голоса о том, что избыточное сохранение обычаев — дань устаревшей моде и помеха для истинной религии. Отношение же традиционалистов к реформистам остается неизменно враждебным: первые считают, что инновации вторых выплескивают с водой сущность иудаизма, и часто (как было показано на примере Венгрии 1860-х годов) приходят в замешательство от одной только перспективы какого-либо компромисса. Впрочем, большинство реформистов, которым необходимость стать частью современного мира представляется очевидной, в свою очередь, тоже испытывают замешательство от косности оппонентов.
18. Контрреформы
В 1883 году реформистский раввин Айзек-Майер Вайз, мечтавший создать единый союз всех американских еврейских общин под собственным руководством, председательствовал на посвящении в раввины первых выпускников недавно открытого Хибру-юнион-колледжа. По случаю торжества в Цинциннати был устроен банкет, куда были приглашены и традиционалисты, и сторонники реформы. Банкет-то все и испортил. На закуску были поданы устрицы, креветки, крабы, лобстеры и лягушачьи лапки, да еще и в сметанном соусе — притом что горячим блюдом была говядина, а десертом сыр. Напрасно Вайз объяснял все ошибкой: мол, сотрудники фирмы, обслуживавшей банкет, не разобрались в требованиях кашрута, и спасибо еще, что свинины не подали. Ряд приглашенных демонстративно покинули торжество, и скандал не утихал несколько месяцев — в основном, конечно, в американской еврейской прессе.
Неприятие реформистов ортодоксами редко выражалось в насильственных действиях, хотя, как мы уже знаем (глава 17), двумя десятилетиями ранее в Сирии сожгли комментарий Элияѓу Бенамозега к Библии. А в сентябре 1848 года во Львове сторонник ортодоксального иудаизма Авраѓам-Бер Пильпель отравил реформистского раввина города Авраѓама Кона, пробравшись к нему на кухню и подсыпав мышьяку в суп, — это был первый известный случай убийства евреем еврея по религиозным мотивам со времен античности. По большей же части протест, каким бы резким он ни был, принимал форму устных или письменных споров. Некоторые ортодоксальные лидеры вообще выступали за мирное сосуществование: так, 27 мая 1934 года главный раввин Британской империи и основной выразитель взглядов английских ортодоксальных иудеев Джозеф Г. Герц, присутствуя на освящении новой реформистской синагоги Лондона, открыто заявил в своем выступлении: «Я последний, кто стал бы недооценивать значимость религиозных различий среди евреев. Если я все же решил быть сегодня утром с вами, то это из глубокого убеждения: для евреев куда страшнее религиозных различий религиозное безразличие».
Подобные призывы к солидарности всех религиозных групп перед лицом воинствующего атеизма до сих пор сохраняют определенную силу, в особенности в Европе. Однако в последние десятилетия в значительной мере ожесточилось противостояние ортодоксов и реформистов по вопросу о том, кто считается евреем: ортодоксы отказываются признавать действительными реформистские браки, разводы и гиюры. Так как некоторые реформистские общины приняли патрилинейный принцип определения еврейства, многие члены таких общин не считаются евреями по ортодоксальной ѓалахе (если не пройдут ортодоксальный гиюр). Это вызывало и вызывает жаркие споры в связи со статусом прозелитов, прошедших неортодоксальный гиюр и желающих поселиться в Израиле в соответстви с Законом о возвращении [1].
Новая ортодоксия
Сразу же после зарождения реформистского иудаизма традиционалисты резко и недвусмысленно выразили свое отношение к нему. В сборнике респонсов 1819 года «Эле диврей ѓа-Брит» («Вот слова Завета»), составленном двадцатью двумя ведущими европейскими раввинами и опубликованном под эгидой раввинского суда Гамбурга, решительно осуждались реформы гамбургской общины Нового храма, а в 1844 году сразу 116 раввинов подписались под воззванием «Шломей эмуней Исраэль», где о брауншвейгском съезде реформистских раввинов говорилось, что «ни у них и ни у кого другого нет права отменить даже малейший из религиозных законов». Из рядов бескомпромиссной оппозиции реформизму вышли не только харедим (в следующей главе мы еще поговорим об их стремлении в XXI веке сохранять обычаи века XVIII), но и еще одна форма традиционалистского иудаизма, которая постепенно на протяжении XIX века получила название ортодоксальной. Впрочем, как отмечал в 1854 году один из пионеров неоортодоксии Шимшон-Рафаэль Ѓирш (не следует путать его с упомянутым в главе 17 младшим современником и однофамильцем — реформистским раввином и философом Шмуэлем Ѓиршем), «вовсе не „ортодоксы“ ввели термин „ортодоксия“ в еврейский лексикон. Напротив, это современные „прогрессивные“ евреи стали уничижительно называть так своих „старых“ и „отсталых“ соплеменников. Сами „старые“ евреи поначалу обижались на прилагательное „ортодоксальные“. И неудивительно: для „ортодоксального“ иудаизма никаких разновидностей иудаизма нет — есть единая и неделимая религия» [2].
Шимшон-Рафаэль Ѓирш родился и учился в Гамбурге, где как раз в это время бушевали споры в связи с учрежденным в городе в 1818 году реформистским «храмом». Непосредственным источником выдвинутой Ѓиршем формы ортодоксии (которую некоторые историки называют неоортодоксией, чтобы отличать ее от иудаизма харедим) можно считать полемическую атмосферу, царившую в Гамбурге в эпоху его юности. В 1821 году — в год бар мицвы Ѓирша — гамбургская община избрала главным раввином Ицхака Берне, которому не исполнилось еще и тридцати лет, в надежде, что он сможет обуздать опасный реформаторский дух, модернизировав иудаизм и при этом избежав слишком крамольных новшеств. Характерно, что идеи реформизма настолько овладели гамбургской общиной, что Берне в знак отличия от реформистских раввинов называл себя не рабби, а хахам (ивр. «мудрец» — так называли глав общины сефарды). Берне учился и в ешиве в Вюрцбурге, и в университете, а в своих гамбургских проповедях, которые читал по-немецки (что само по себе было нововведением), призывал не только исполнять религиозные заповеди, но и быть достойными гражданами [3].
Постепенно для общин Ѓирша и современного ортодоксального иудаизма
[170], в основу которого легли его воззрения, основополагающим стал принцип «Тора им дерех эрец» — «Тора в гармонии со светской культурой». В возрасте двадцати с небольшим лет Ѓирш (как до него Берне) поступил в университет, где изучал классические языки, историю и философию. Там он близко сошелся с другим еврейским студентом, бывшим чуть моложе его, — Авраѓамом Гейгером, которому, как мы уже знаем, предстояло стать духовным лидером немецкого реформизма. Приятели организовали в Бонне студенческое общество по изучению еврейской гомилетической литературы, еще не зная, насколько разойдутся в конце 1820-х годов их религиозные пути. Их дружба охладела лишь после того, как Гейгер опубликовал резкую критику эссе Ѓирша о принципах иудаизма (написанного в 1836 году на безупречном немецком языке). Это эссе вошло в состав книги «Девятнадцать писем об иудаизме», в которой Ѓирш в форме переписки двух молодых людей (растерянного интеллектуала Биньямина и спокойного оптимиста Нафтали) отстаивал место традиционного иудаизма в мировой культуре и, в частности, позаимствовал для собственных нужд термин «реформа», назвав так действия, направленные на сохранение сути традиции:
