Тем удивительнее, что за много веков сформировалась традиция, согласно которой первосвященниками могли стать только те из коѓенов, которые происходили от Садока (Цадока), потомка Аарона, служившего, как считалось, первосвященником во времена Давида и Соломона. Только после восстания Маккавеев в 60-х годах II века до н. э. этот сан стали получать и священники из других семей — вначале из семьи Маккавеев, а позже, с начала правления Ирода в 37 году до н. э., из семей коѓенов, когда-то переехавших в Вавилонию или Александрию и поэтому не представлявших политической угрозы для власти Ирода. Не случайно, когда пророк Иезекииль в VI веке до н. э. в Вавилонии представлял себе идеальный Храм, он принимал как должное, что все священники будут потомками Садока; не случайно и то, что в некоторых вариантах Устава общины, найденных среди свитков Мертвого моря (см. главу 6), «сынам Садока» отводится особая роль. Хотя в течение двух веков до 70 года н. э. первосвященники в Храме происходили из разных коѓенских семей, ясно, что многие евреи продолжали считать сан первосвященника более подобающим потомкам Садока [25].
Какое значение имела эта публичная служба в Храме от имени народа для евреев, не входивших в число священников? Жители Иерусалима, возможно, заходили в Храм в обычные будние дни — помолиться, принести жертву благодарности или жертву за грех. Двор Храма в любом случае должен был быть достаточно оживленным, ведь это было единственное в городе публичное место встреч. Так, например, согласно Деяниям апостолов, евреи, уверовавшие в Христа, в дни после его распятия «каждый день единодушно пребывали в храме… Господь же ежедневно прилагал спасаемых к Церкви». Но евреи, жившие дальше от города, естественно, бывали в Храме куда реже. Многие посещали Храм только во время паломнических праздников, а те, кто жил за границей, даже на эти праздники могли приехать всего несколько раз за всю жизнь. Так, Филон Александрийский, судя по всему, был в Иерусалиме лишь раз.
Таким образом, Храм имел скорее символическое, чем практическое значение — что не умаляло его влияния. Отдельному человеку, который надеялся, что придут дожди и помогут расти урожаю, было спокойнее знать, что от имени Израиля ежедневно приносятся жертвы, подкрепляющие Завет с Богом. Когда тот же индивидуум каялся в своих грехах, проводя Судный день в посте и молитве, ему было легче оттого, что он знал: в это время первосвященник тоже молится от имени всего Израиля, возлагая грехи народа на козла отпущения. Многие подкрепляли чувство личной связи с Храмом еще и двумя пожертвованиями. Обитателей земли Израиля десятина от плодов, отдаваемая ими священникам, утверждала в мысли, что храмовая служба и в самом деле ведется от их имени. И для всех евреев, в том числе жителей диаспоры, ежегодная плата в полсикля, взимаемая со всех взрослых евреев мужского пола на регулярные жертвоприношения в Храме, символически означала, что каждый из них является участником этих совместных жертвоприношений. Правило, приведенное в Мишне, гласит, что никто не мог заплатить за себя больше или меньше чем полсикля, чтобы ни у кого не возникало чувство, что общенародные жертвоприношения каким-то образом приносят ему больше пользы, чем остальным. Принцип совместной собственности был выведен из указания Моисея сынам Израиля в пустыне, как записано в Книге Исхода: «богатый не больше и бедный не меньше полсикля должны давать в приношение Господу, для выкупа душ ваших». Этот однократный платеж, зафиксированный в библейском тексте, судя по всему, превратился в ежегодный только в эпоху Второго храма. В одном из кумранских текстов есть указание на то, что этому нововведению предшествовало некоторое противодействие, но к середине I века до н. э., еще до перестройки Храма Иродом, такая практика уже была широко распространена: римский оратор Цицерон в 60-х годах до н. э. упоминал о немалом количестве золота, собранном иудеями римской провинции Азия (ныне западная часть Турции) для передачи в Иерусалимский храм (и о конфискации этого золота римским губернатором) [26].
Своим великолепием Иерусалимский храм был во многом обязан, конечно, этому притоку богатств со всего еврейского мира. В отличие от адептов других религий, к I веку н. э. большинство евреев считали неправильным приносить жертвы в местных храмах или на местных алтарях. Они верили, что культ следует отправлять только там, где предписано свыше: говоря словами Иосифа Флавия, «Един храм единого Бога (ведь подобное всегда стремится к подобному)». Такое объединение под эгидой Храма далось нелегко и оставалось под угрозой до самого 70 года н. э. Евреи египетской Элефантины, которые в V веке до н. э. приносили жертвы в собственном храме, писали властям Иерусалима, испрашивая дозволения восстановить свой храм после его уничтожения в результате интриг египтян. Важно, что они признавали необходимость получить разрешение, но при этом явно не ощущали необходимости оправдываться в наличии собственного местного святилища. В библейских книгах Царств записано, какую стратегию в эпоху Храма Соломона избрал первый царь Северного Израильского царства Иеровоам (Йоровам) для усиления своего царства: чтобы избавиться от необходимости приходить для служения Богу в Иерусалим, он убедил подданных поклоняться двум золотым тельцам, один из которых был установлен в Вефиле, а другой — в Дане. Раскопки подтверждают, что в Дане в эпоху железного века действительно имелся храм. Найденные во многих поселениях первой половины 1-го тысячелетия до н. э. высеченные из камня жертвенники с прямоугольной плоской верхней частью и заостренными «рогами» в четырех углах показывают, что централизация жертвоприношений далась не так уж легко — что и неудивительно, если учесть, какое количество местных жертвенных культов было в других религиях, с которыми так или иначе соприкасались верующие в Бога Израиля [27].
Противодействие, встреченное на раннем этапе, только усилило пропаганду Иерусалимского храма как единственного места в мире, где можно приносить жертвы Богу. Апогея настойчивости эта пропаганда достигает в религиозных книгах, описывающих очищение Храма в 160-х годах до н. э. Иудой Маккавеем после осквернения святилища Антиохом Эпифаном. Победу отпраздновали 25 хаслева (кислева) — «И провели они в весельи восемь дней по подобию праздника кущей» (то есть Суккота), а именно: «с жезлами, обвитыми плющом, и с цветущими ветвями и пальмами возносили хвалебные песни Тому, Который благопоспешил очистить место Свое». Так описывает происхождение праздника Хануки Вторая книга Маккавейская, составленная не позже чем через век после описанных в ней событий. Книге предпослано письмо от иудеев Иерусалима и всей Иудеи братьям иудеям в Египте, где последних призывают «и ныне совершать праздник кущей в месяце Хаслеве».
Тем удивительнее, что сразу после восстания Маккавеев в Египте был построен еще один храм, где поклонялись еврейскому Богу. Построила его в Леонтополе группа священников, изгнанных из Иерусалимского храма. Иосиф Флавий сообщает, что около 140 года до н. э. некий Ония, сын бывшего иерусалимского первосвященника, получил у египетского царя Птолемея и его супруги Клеопатры в награду за «ряд важных услуг», оказанных им в качестве вождя наемников, разрешение «воздвигнуть в Египте храм, подобный Иерусалимскому, и назначить к нему левитов и священнослужителей из своего собственного рода». Построенный (на месте бывшего языческого святилища) храм, по словам Иосифа, действительно был подобен Иерусалимскому, «хотя и поменьше и победнее», но в другой своей книге Иосиф недвусмысленно сообщает, что храм «из огромных камней» был построен не по образцу Иерусалимского, а походил «более на цитадель, вышиной в 60 локтей». Мотивы Онии сегодня трудно определить точно, но Иосиф в одном месте пишет, что Ония желал главным образом исполнить древнее пророчество Исаии: «В тот день жертвенник Господу будет посреди земли Египетской», в другом утверждает, что тот хотел собрать под сень единой святыни живших в Египте иудеев, многие из которых «против всякого закона» имели свои разрозненные святилища, а в третьем намекает, что им двигало недоброе чувство соперничества по отношению к иерусалимским евреям и он «думал, что постройкой храма ему удастся отвлечь значительную массу иудеев».
