Началом восстания весной 66 года стал символический отказ иерусалимских священников приносить традиционные жертвы за благополучие римского императора. Храм оставался центральным очагом восстания все четыре года независимости, вновь потерянной в августе 70 года с разрушением Иерусалима римскими войсками. Еврейское государство, освобожденное от римских оков и владычества потомков Ирода, чеканило ряд примечательных монет, в надписях на которых в ознаменование начала новой эпохи применялось палеоеврейское письмо, как некогда при Хасмонеях. На монетах новое государство называется Израилем — очевидно, это название сознательно противопоставляется римскому названию провинции Иудея. Наряду с многочисленными бронзовыми монетами, возвещавшими «свободу Сиона» и «искупление Сиона», восставшие чеканили из серебра исключительной чистоты монеты в сикль, полсикля и четверть сикля с надписями, где упоминается «Иерусалим святой» [25].
Принципиальное использование чистого серебра даже в условиях военного дефицита показывает, что для лиц, ответственных за чеканку монет, первичным было их использование в религиозных целях — как приношение в Храм. В конце 67 или начале 68 года н. э. повстанческое правительство выбрало жребием нового первосвященника, при этом исключив из жеребьевки священнические семьи, пользовавшиеся благосклонностью Рима, к изрядному негодованию Иосифа:
Случайно жребий выпал на человека, личность которого ярко осветила все безумие их затеи, на некоего Фаннию, сына Самуила из деревни Афта. Он не только не был достоин носить звание первосвященника, но был настолько неразвит, что не имел даже представления о значении первосвященства. Против его воли они вытащили его из деревни, нарядили, точно на сцене, в чужую маску, одели его в священное облачение и наскоро посвятили в то, что ему надлежит делать. Для них это гнусное дело было только шуткой и насмешкой, другие же священники обливались слезами при виде того, как осмеивается закон, и стонали над профанацией священных должностей [26].
В вопросе о причине восстания, которое разразилось в 66 году н. э., после шести десятков лет прямого римского правления, единства до сих пор нет, несмотря на подробное повествование о войне, оставленное Иосифом Флавием (или благодаря ему). Иосиф, не жалея сил, отмечает все более ранние случаи, когда бесцеремонные действия римских наместников уже приводили к народным волнениям. Но он указывает и на иные причины восстания, среди которых и классовая борьба между богатыми и бедными (усугубленная неравным распределением благ в богатеющем обществе), и непростые отношения между еврейским и языческим населением городов по соседству с Иудеей, таких как Кесария, и проблема «отцов и детей» внутри иудейской элиты, юное поколение которой играло ведущую роль в бунте против Рима [27].
Среди причин восстания, выделяемых Иосифом особо, было и учение, которое в 6 году н. э., во время первой римской переписи, проповедовали галилеянин Иуда и фарисей Саддук. Они призывали евреев считать Бога «единственным руководителем и владыкою своим» и готовы были идти на смерть, «лишь бы не признавать над собою главенства человека». В своих «Иудейских древностях» Иосиф назвал это учение «четвертой философской школой», противопоставив ее тем самым трем старинным «школам» — фарисеям, саддукеям и ессеям (см. главу 6), однако стоит отметить, что подробнейший рассказ Иосифа о событиях пяти предвоенных десятилетий, как ни странно, не позволяет идентифицировать ни одного участника и ни одну группу участников восстания, которые были бы явными сторонниками этой «четвертой философской школы». Аналогично в «Иудейской войне» Иосиф упоминает о широко распространенной вере в «двусмысленное пророческое изречение… гласящее, что к тому времени один человек из их родного края достигнет всемирного господства», но вопреки этому сообщению ни один из вождей восстания не описан как мессианская фигура, за исключением, возможно, Симона, сын Гиоры, который в 70 году н. э. стал руководителем повстанческих сил и как таковой удостоился сомнительной чести быть торжественно казненным в ходе триумфа Веспасиана и Тита в Риме. После падения Иерусалима Симон вышел сдаваться римским солдатам в белой тунике и пурпурной мантии. Иосиф полагал, что таким образом тот хотел напугать римлян, но, возможно, Симон считал, что подобная императорская одежда отражает его статус правителя-мессии [28].
Когда в 66 году н. э. разразилось восстание, римляне поняли всю серьезность положения не сразу, а лишь после неожиданного поражения сирийского наместника Цестия Галла, который отправился на юг усмирить волнения в Иудее, достиг Иерусалима, продемонстрировал свою военную мощь, но, возвращаясь к Средиземному морю, не смог обеспечить достаточную защиту обоза. Вполне возможно, что вожди временного правительства, многие из которых принадлежали к первосвященническим семьям, пользовавшимся благосклонностью Рима больше полувека, вообразили, что смогут получить независимость от римского наместника, при этом оставшись в составе Римской империи. Назначил же император Клавдий Агриппу царем Иудеи всего четвертью века ранее! [29]
Но Рим ответил на разгром Цестия (в ранней истории Римской империи это было самое тяжелое поражение римской армии в замиренной провинции) мобилизацией огромной армии, задачей которой было принуждение восставших к полной капитуляции. Кампания продвигалась медленно, среди прочего из-за осторожности старого полководца Веспасиана, которому было поручено взятие Иерусалима, а также и потому, что с конца 68 года внимание Рима отвлекли смерть императора Нерона и борьба за императорский трон четырех сенаторов, последним и самым успешным из которых стал как раз Веспасиан. Весной 70 года Тит, сын Веспасиана, которому отец годом ранее поручил завершить Иудейскую войну, уже в ранге императорского наследника осадил Иерусалим. Яростный штурм городских стен в последующие месяцы и стремление как можно быстрее завершить кампанию, не считаясь с потерями, были обусловлены стремлением новой императорской династии предстать перед римлянами героями, победившими врагов-варваров.
Иосиф утверждал, что Тит не хотел разрушать Храм. Возможно, и так, но когда жарким августовским днем здание запылало, его было уже не спасти. Общественные жертвоприношения за императора, ради восстановления которых Рим начал военные действия в 66 году, стали теперь невозможны, но Веспасиан и Тит приняли политическое решение: для укрепления имиджа новой династии лучше гордиться уничтожением храма, чем скорбеть и раскаиваться. В 71 году храмовые сокровища были пронесены по римским улицам в триумфальном шествии; их изображение и сегодня можно увидеть на арке Тита возле римского форума [30].
Далее будет ясно показано, что история Храма и его вождей была тесно связана с политикой Рима в течение шести десятилетий перед тем, как Храм был обращен в груду камней. Римские наместники считали первосвященника представителем всех евреев Иудеи и доверяли ему поддержание порядка. В случае принятия важных решений, например суда по обвинению в преступлении, наказуемом смертной казнью, первосвященник должен был обратиться к синедриону — «совету». Иосиф Флавий называл тем же греческим термином консилиум — группу советников, собираемую по особым вопросам римскими должностными лицами. В Мишне этот термин, транслитерированный на иврит как «Санѓедрин», обозначает верховный суд в составе 71 судьи, в компетенцию которого входило рассмотрение самых сложных дел. Если Санѓедрин был организован по тем же принципам, что и консилиум, созываемый римским должностным лицом, его состав должен был варьироваться в зависимости от тематики обсуждаемого дела. Поэтому в Санѓедрине могли одновременно заседать евреи, принадлежавшие к различным религиозным направлениям: так, согласно Деяниям, во время суда над св. Павлом фарисеи и саддукеи в Синедрионе перессорились между собой [31].
