До восстания 66 года такая система управления работала неплохо. Разумеется, за шестьдесят лет волнения случались, и ретроспективный рассказ обо всех этих эпизодах сразу, как у Иосифа, может создать впечатление, что общество уже давно находилось на грани взрыва. Но такая точка зрения, основанная на апостериорном знании о последовавшем разрушении Иерусалима, крайне ошибочна. В течение многих лет евреи мирно жили во многих частях римского мира; диаспорам в Малой Азии, Сирии, Египте, да и в самом Риме в знак почтения к их древности государство издавна позволяло соблюдать собственные обычаи, например субботу. Евреям диаспоры дозволялось отправлять приношения в Иерусалимский храм, а цари Иродовой династии вступались за иудеев Малой Азии и Александрии, когда их отношения с соседями-язычниками накалялись. Для римлян весь еврейский мир был единым сообществом; по словам Иосифа Флавия, это отметил император Клавдий в эдикте, утверждавшем права, дарованные александрийским евреям, «за всеми римскоподданными иудеями». Когда Иерусалимскому храму угрожало безумство Калигулы, александрийский еврей Филон прервал свою миссию посланника александрийской общины, чтобы всеми силами попытаться воспрепятствовать осквернению общенациональной святыни [32].
Управлению Иудеей как таковой римляне не уделяли чрезмерно много внимания. Здесь находилась лишь небольшая группа вспомогательных войск; во главе провинции стояли вначале префекты, а затем прокураторы, не принадлежавшие к сенаторскому сословию. По всей вероятности, Иудея вовсе не представлялась римлянам потенциально опасной. Среди уникальных еврейских привилегий особенно удивительно проведение трижды в год паломнических празднеств в Иерусалиме (см. главу 3), в ходе которых в одном месте собиралось огромное количество народа — в римском мире подобное не допускалось больше нигде. На время празднований прокураторы всего лишь размещали в Иерусалиме дополнительную когорту для обуздания толпы. Очевидно, римляне понимали, что массовые сборища могут привести к волнениям, но, как обнаружилось в 66 году, несколько тысяч солдат ничего не могли сделать с массой людей, стиснутых на узких улочках города. Если 50-е и 60-е годы н. э. в самом деле были временем нараставшей напряженности в Иудее, Рим воспринимал это с удивительным благодушием, никак не пытаясь усилить свое военное присутствие. Было бы весьма ошибочным представлять Иудею I века оккупированной страной с римским солдатом на каждом углу. Бо́льшую часть времени большинство евреев римского владычества почти не замечали [33].
Иосиф особо отмечает, что за четыре года до войны в городе царили «глубокий мир и полное благоденствие». Любого, кто в это время предрек бы горе Иерусалиму и Храму, сочли бы безумцем. И город, и Храм были богаче и великолепнее, чем когда-либо. Конечно, иудеи могли с ностальгией оглядываться на легендарное прошлое, когда Храм Соломона был, как считалось, еще прекраснее, а Бог с большей охотой снисходил до бесед с пророками из Его народа. Но ничто в этом мире не совершенно, и всегда можно было вообразить еще более блистательное будущее в конце времен. Обсуждаемое иногда исследователями раннего христианства представление о том, что евреи в I веке н. э. чувствовали себя оставленными Богом и мечтали о мессии-спасителе, необоснованно. Различные направления внутри иудаизма, которые мы рассмотрим в следующих трех главах, были порождены не отчаянием, а уверенностью. Все евреи были единодушны в том, что Тора есть наилучшее руководство благочестивой жизни. Разногласия были по вопросу о том, как жить такой жизнью на практике [34].
6. «Существуют у иудеев троякого рода философские школы»
Иосиф Флавий писал: «Существуют именно у иудеев троякого рода философские школы: одну образуют фарисеи‚ другую — саддукеи, третью… ессеи». В своих исторических трудах он весьма часто ссылается на эти «школы» внутри иудаизма; впервые они появляются в повествовании о различных группах, пытавшихся влиять на Иоанна Гиркана, хасмонейского первосвященника с 135 по 104 год до н. э. Словом «школа» здесь переведен использованный Иосифом термин αἵρεσις. В позднейшем христианском употреблении он стал обозначать отклонение от нормативного религиозного учения — «ересь», но его буквальный смысл — «выбор», и Иосиф явно не видит ничего предосудительного в существовании внутри иудаизма этих трех отдельных течений. Более того, он всячески стремится доказать, что эти три философские школы существовали у евреев «с давних пор», и тем самым противопоставить их новой (по мнению Иосифа, нечестивой) «четвертой философской школе», основанной в начале прямого римского правления Иудеей в 6 году н. э. Мы не знаем наверняка, были ли эти группы действительно древними или появились только в период, в связи с которым о них впервые упоминает Иосиф, — то есть во второй половине II века до н. э., но можно утверждать, что в этот период они процветали, и благоприятной средой для этого процветания стал этос эллинистического мира, в котором сосуществовали соперничающие учения о том, какую жизнь надлежит вести, — стоицизм, эпикурейство и пифагорейство (с некоторыми из этих учений Иосиф при случае явным образом сравнивал иудейские «школы») [1].
К началу II века до н. э., когда почти все книги Библии были составлены и многие из них переведены на греческий язык, уже сформировалось общее ядро всех позднейших форм иудаизма, если не считать возникших в современную эпоху гуманистического иудаизма и светского иудаизма. Иудеи поклонялись и повиновались Богу Авраама, Исаака и Иакова, чьи деяния в мире были засвидетельствованы в священной истории, — Богу, которому служили в Иерусалимском храме. Евреи верили, что обязаны повиноваться Божьим заповедям, особенно тем, что изложены в первых пяти книгах Библии, вследствие Завета, заключенного веками ранее на горе Синай через Моисея. Эти заповеди устанавливали четкие правила жизни — от рождения до смерти. Чем же тогда объяснить, что в последние века существования Второго храма, между 200 годом до н. э. и 70 годом н. э., в иудаизме появились самые разнообразные течения, далеко не во всем совместимые между собой?
Одна из причин заключается в богатстве идей, заключенных в Библии: люди античности (и в этом они не отличаются от нас) вполне могли по-разному отвечать на вопрос о том, какие из этих идей считать главными. Выбор был огромен, и некоторые библейские идеи, например отмечание юбилейного года, судя по всему, так и не прижились на практике. Однако наряду с выборочным толкованием Библии ничуть не менее важно появление в еврейском обществе с ходом поколений новых ритуалов и концепций, которые сила привычки постепенно превращала в почтенную традицию и даже норму — по крайней мере, в глазах части верующих. Все иудеи могли с полным правом заявить, что верно следуют законам, записанным в Библии, а законы эти подробно описывали поведение, требуемое во всех областях жизни. Как следствие, большинство евреев считали религиозным долгом воздерживаться от работы в субботу, обрезать сыновей, не есть запретного и по возможности приносить жертвы в Иерусалимский храм. Эти характеристики иудаизма отмечали греческие и латинские языческие писатели I века до н. э. и I века н. э. Для большинства евреев достаточным было просто соблюдать Тору так, как, по их мнению, соблюдали ее их предки [2].
