Эта нотка оптимизма и веры в могущество Бога Израиля пронизывает все труды Иосифа Флавия, написанные им после войны. Римских читателей «Иудейской войны» и «Иудейских древностей», должно быть, немало удивляло, что, согласно эмоциональным повествованиям Иосифа, события, приведшие к разрушению еврейской столицы, были запланированы тем самым Богом иудеев, чья святыня была в итоге разграблена, — но автор так и задумывал. И вывод из его трудов был таков: евреям нужно лишь вернуться на путь благочестия, и Бог снова будет заботиться о своем образумившемся народе.
Надо полагать, не все евреи были равно уверены в прекрасном будущем под защитой своего Бога. Одни, как уже известный нам племянник Филона Александрийского Тиберий Юлий Александр, с переходом в ряды имперской элиты вовсе оставили лоно иудаизма. В ряде надписей начала II века н. э. можно найти имена потомков Ирода Великого без какого-либо упоминания об их иудейских корнях. Другие евреи стали неразличимы в «плавильном котле» римских городов, где сегодняшний историк может установить наличие тех или иных этнических групп только в том случае, если они сами прилагали усилия к сохранению собственной самобытной культуры [2].
Но если все же большинство евреев, как и Иосиф Флавий, понимали божественный план в библейском свете, практические выводы из этого следовали такие: нужно не меняться, а, напротив, хранить верность религии отцов, или, точнее, вернуться к ревностному соблюдению Завета Торы, ибо только в этом случае божественная милость поможет изменить судьбу народа к лучшему. А значит, логично предположить, что толкования Торы после 70 года должны были остаться столь же разнообразными, как и прежде. Ведь, скажем, фарисеи продолжали хранить верность своей разновидности иудаизма; саддукеи — своей, ессеи — своей. Чрезвычайно редко замечают, что в 70, 80 и 90-е годы I века н. э. Иосиф Флавий пишет о «философских школах» иудеев в настоящем времени и ни словом не намекает на то, что какая-либо из них прекратила свое существование после катастрофы 70 года. Вполне возможно, что после гибели Храма вариативности в иудаизме (как религии коллективной, где приверженцам «альтернативных» богословских взглядов и практик не отказывали в публичном высказывании своего мнения) стало не меньше, а больше.
Историки иудаизма обычно утверждают, что 70 год положил конец подобному разнообразию, и даже объясняют эту перемену солидарностью народа перед лицом катастрофы. Но это мнение основано на иллюзии: в действительности менее разнообразными стали не течения в иудаизме, а доступные нам свидетельства об их существовании. В христианской традиции, сохранившей для нас греко-еврейские тексты I века (например, труды Иосифа Флавия), интерес к сохранению нехристианских еврейских текстов приблизительно после 100 года был утрачен, так как христиане уже начали создавать обширный корпус собственной литературы. Как следствие, о характерных особенностях иудаизма с конца I века до конца 1-го тысячелетия н. э. приходится догадываться главным образом по религиозным традициям, сохраненным раввинами, которых почти не интересовали разновидности иудаизма, отличные от раввинистического (см. главу 11), хотя, как мы увидим в главе 12, следы существования таких течений можно восстановить по археологическим и эпиграфическим данным.
Мы уже знаем, что, по мнению Иосифа Флавия — свидетеля, наблюдавшего за осадой Иерусалима из римского лагеря, — римское командование в августе 70 года не собиралось разрушать Храм. В хаосе осады один из римских солдат бросил в святилище пылающую головню; вспыхнувший пожар быстро вышел из-под контроля, и все попытки Тита спасти здание оказались напрасными. Иосиф недвусмысленно утверждал, что Тит стал орудием Бога иудеев, покаравшего свой народ за его грехи. Но отсюда столь же недвусмысленно следовало и другое: можно надеяться на восстановление Храма, ведь после разрушения вавилонянами в 586 году до н. э. Всевышний в свой срок позволил отстроить его. Тора содержит в явном виде заповеди о принесении жертв в Храме, поэтому о том, чтобы просто смириться с невозможностью этого, не могло быть и речи. Иерусалимский храм — не единственное культовое здание Римской империи, погибшее в огне: так, всего годом ранее в Риме сгорел храм Юпитера Капитолийского. Евреям оставалось надеяться на быстрое восстановление Храма, молиться о нем и напрягать все силы, чтобы оно совершилось [3].
В середине 90-х годов н. э. Иосиф Флавий в труде «Против Апиона» восхваляет совершенство храмового культа и, судя по всему, не сомневается, что евреи еще будут служить Богу в Храме:
Един Храм единого Бога (ведь подобное всегда стремится к подобному) — общий для всех общего для всех Бога. В нем постоянно служат священники, а главенствует над ними всегда первенствующий по роду. Вместе с другими священниками ему надлежит совершать жертвоприношения Богу, охранять законы, разрешать споры, наказывать повинных в беззаконии… Мы приносим жертвы не ради собственного насыщения и опьянения (ибо это неугодно Богу и может оказаться причиной разнузданности и мотовства), но со скромностью, простотой и соблюдением порядка, сохраняя при этом величайшее благоразумие. При жертвоприношениях должно молиться прежде всего за всеобщее спасение, затем за себя самих (ведь мы созданы для сообщества людей), и тот, кто предпочитает его собственному благу, более всего угоден Богу.
В этом победном гимне Храму Иосиф ни намеком не упоминает, что Храм уже четверть века как разрушен, хотя ни сам автор, ни его читатели не могли об этом позабыть [4].
Надежды Иосифа Флавия на восстановление Храма не оправдались. Победа в Иудее принесла Веспасиану и Титу такой политический капитал (легитимизировав право династии Флавиев на императорскую власть), что теперь, когда Храм был уже разрушен, никакое раскаяние в его разрушении было не уместно; тем более не могло идти речи о том, чтобы отстраивать его заново. Самоотверженность евреев, отчаянно защищавших святыню во время осады, и выгодные оборонительные позиции Храмовой горы также не добавляли ни Флавиям, ни их преемникам желания дозволить восстановление Храма. А когда в 130 году император Адриан основал на месте Иерусалима римскую колонию Элия Капитолина, всем надеждам на новый еврейский Храм при римской власти пришел конец. Правда, император-язычник Юлиан в 364 году предпринял было попытку восстановить Храм из желания насолить христианам, но вскоре он погиб в походе на персов, и затея не удалась. Храмовая гора лежала в руинах до конца VII века, когда омейядский халиф Абд аль-Малик построил на горе величественную исламскую святыню — Купол Скалы, находящийся там и поныне [5].
Как бы то ни было, в своих надеждах на восстановление Храма Иосиф был не одинок. Через сто лет после него, около 200 года, компилятор Мишны включил в нее обсуждение подробностей храмовой службы, где затрагиваются не только установленные Торой праздники (суббота, паломнические празднества, День искупления), но и общие правила обращения со «святынями» (приношениями Всевышнему), включая использование святынь в будничных целях, а также размеры здания Храма и его составных частей. Представляется, что по крайней мере некоторые неевреи, чьему понятию о «нормальной» религии из всех обычаев иудаизма наиболее соответствовал культ с жертвоприношениями и возлияниями, также полагали, что когда-нибудь в Иерусалимском храме вновь будут собираться толпы паломников. В конце III века, через 200 лет после разрушения Храма, празднества в Иерусалиме всё еще служили самым впечатляющим примером массового паломничества для языческого оратора из Малой Азии Менандра Лаодикейского. Он отмечал, что «славнее всего те [религиозные] празднества, где собравшихся очень много или сами они достойнейшие люди. Пример собрания достойнейших… Олимпия, где встречаются прославленные граждане», — но, по словам Менандра, «самые большие множества людей можно видеть на празднествах евреев, живущих в Сирии Палестинской, ибо они прибывают в огромных количествах почти со всего света» [6].
