Перечни, подобные приведенному (он взят из мидраша «Сифра»), многократно перерабатывались и дополнялись раввинами античности, что отражало как высокий уровень осмысления методологии в среде раввинов-толкователей в целом, так и стремление отдельных мудрецов изыскать точный способ вывода оптимальных, с их точки зрения, религиозных рекомендаций в плане житейской практики. Эти перечни скорее отражали современный их авторам процесс разработки законодательства, чем регламентировали его. Взаимосвязь принципов и практики толкования была сложной. Некоторые принципы есть во всех перечнях, но редко применяются на практике: судя по всему, имело место негласное понимание того, что методы, носящие в большей мере творческий характер, лучше применять для толкования повествовательных частей Торы, а при толковании законодательных отрывков их следует избегать.
В поддержку уже готового законодательного решения нередко приводились вырванные из контекста библейские цитаты. Так, мидраши эпохи танаев («Мехильта» к Книге Исхода, «Сифра» к Книге Левит и «Сифрей» к Числам и Второзаконию) становятся понятнее, если считать их попытками выявить соответствия между отдельным дискурсом, основанным на юридических рассуждениях, и текстом Библии:
«Если появится огонь»
[94] и т. д. Почему так сказано? Даже если бы это не было сказано, можно было бы заключить: если он отвечает за ущерб, произведенный тем, что ему принадлежит
[95], не должен ли он тем более отвечать за ущерб, произведенный им самим? Если, однако, я могу доказать это логическими рассуждениями, в чем необходимость фразы «Если появится огонь»? Вот в чем: Писание говорит этим, что во всех случаях, когда в Торе говорится об ответственности за ущерб, действующий под принуждением приравнивается к действующему по собственной воле, действующий непреднамеренно приравнивается к действующему намеренно, женщина приравнивается к мужчине.
Для этой цели вполне допускалось использовать то или иное слово не в том значении, в каком оно было употреблено в исходном библейском контексте:
Не говорит ли Божественный закон: «Око за око»?
[96] Почему не понимать это буквально — как [необходимость вырвать] око [у обидчика]? — Да не войдет это в твой разум, ибо учили: ты можешь подумать, что если кто лишился глаза, то и обидчика надо лишить глаза, а если кто лишился руки, то и обидчику следует отрубить руку, а если кто сломал ногу, то и обидчику нужно сломать ногу. [Не так; ибо] сказано: «Кто убьет какого-либо человека…» и «Кто убьет скотину…» Как при убийстве скотины платят возмещение, так же платят возмещение, и если убит человек.
Подобные поиски «подлинного» смысла библейского текста иногда приводили раввинов к попыткам расшифровки Писания путем составления анаграмм и сокращений библейских слов. Прибегали также к гематрии (искаженное греческое слово «геометрия»), складывая числовые значения букв, составляющих то или иное слово (в иврите буква «алеф» имеет числовое значение 1, «бет» — 2 и т. д.):
Р. Симлай сказал в проповеди: Шестьсот тринадцать заповедей было дано Моше — триста шестьдесят пять запретов, по числу дней в [солнечном] году, и двести сорок восемь предписаний, по числу частей человеческого тела. Спросил р. Хамнуна: Откуда это известно? Сказано: «Закон [Тору] дал нам Моисей, наследие обществу Иакова». Числовое значение слова «Тора» — 611. [К этому числу необходимо прибавить еще две: ] «Я [Господь, Бог твой]» и «Да не будет у тебя [других богов]», которые мы слышали из уст Всевышнего [в Десяти заповедях] [16].
Путем применения подобных методов раввины в результате жарких споров между учеными многих поколений создали огромный корпус толкований. Если не подворачивалось под руку случаев из реальной жизни, придумывались воображаемые ситуации. Последние иногда бывали настолько неправдоподобными, что и сами раввины это понимали, судя по время от времени встречающимся в тексте комментариям редакторов о том, что та или иная проблема разрешению не поддается, — как в нижеследующей дискуссии о том, как быть, если мышь, возможно, принесла в дом хамец — квасной хлеб, запрещенный на Песах:
Рава спросил: «Что, если мышь вошла в дом с куском хлеба в зубах и мышь вышла из дома с куском хлеба в зубах? Говорим ли мы: та, что вошла, она же и вышла; или, может быть, вышла другая? Допустим, мы ответим: та, что вошла, она же и вышла, — а если в дом с куском хлеба вошла белая мышь, а вышла из дома с куском хлеба черная мышь? Тут уже наверное вышла другая; или, может быть, она отняла хлеб у первой? Допустим, мы возразим: мыши не отнимают друг у друга, — а если в дом с куском хлеба вошла мышь, а из дома с куском хлеба вышла ласка? Ведь ласка, конечно, может отнять кусок у мыши; но, может быть, это другой кусок, ибо если бы она отняла его у мыши, то и самую мышь теперь держала бы в зубах? Допустим, мы скажем: если бы она отняла его у мыши, то и самую мышь теперь держала бы в зубах, — но что, если мышь войдет с куском хлеба в зубах, а выйдет ласка с куском хлеба и мышью в зубах? Теперь-то уж наверное мышь та же самая? Или, возможно, если бы мышь была та же самая, то хлеб должен был бы быть в зубах у мыши; или, возможно, мышь уронила его от страха, а ласка подобрала?»
За юмористическим сюжетом лежат серьезные соображения о необходимости как-то ограничить необходимость для верующего удостоверяться в строжайшем соблюдении заповедей Торы. В отличие от христианских авторов соответствующей эпохи — Оригена (III век) или Августина (конец IV — начало V века), которые под влиянием греческой философии размышляли о теологических проблемах, связанных с природой божественного, раввины Талмуда изучали практические аспекты достижения святости на человеческом уровне. Греческая философия вошла в орбиту раввинистической традиции лишь под влиянием ислама при Саадье, когда талмудический период уже завершился [17].
Как правило, раввины обосновывали свои постановления при помощи логических рассуждений и лишь иногда опирались только на авторитет библейского текста. Но бывали и исключения, среди которых история о р. Йоханане бен Закае из сборника периода амораев «Псикта де-рав Каѓана»:
Язычник спрашивал раббана Йоханана бен Закая, говоря: «То, что вы делаете, похоже на колдовство: приводите рыжую корову, сжигаете, толчете в пепел и собираете его, а затем, если кто-то из вас осквернится от прикосновения к трупу, на него брызгают две-три капли воды, смешанной с пеплом, и говорят ему: „Ты чист!“» Раббан Йоханан спросил язычника: «Бывало ли когда-нибудь, чтобы в тебя вселялся злой дух?» Он ответил: «Нет». — «А видел ты человека, в которого вселился злой дух?» Язычник ответил: «Да». — «А что вы делаете с таким человеком?» — «Приносим травы, окуриваем его и брызгаем на него водой, пока не изгоним злого духа». Тогда раббан Йоханан сказал: «Слышат ли твои уши, что говорят уста? То же и с человеком, который осквернился прикосновением к трупу: в него также вошел дух, дух нечистоты, и сказано в Писании: [как и злых духов], „лжепророков и нечистого духа удалю с земли“ (Зах. 13:2)». Когда язычник ушел, сказали ученики раббана Йоханана: «Учитель, язычника этого ты оттолкнул „тростинкой“-ответом, а нам что же ты скажешь?» Ответил раббан Йоханан: «Жизнями вашими клянусь: мертвое тело не оскверняет само по себе, и смесь пепла рыжей коровы с водой не очищает сама по себе. Истина в том, что очищающая сила рыжей коровы заповедана Всевышним. Всевышний сказал: „Я устав установил и закон поставил, и не позволено вам нарушить Мой закон. Вот устав закона“ (Числ. 19:1)».
