Р. Хисда также говорил: «Нерастолкованный сон подобен непрочитанному письму». Р. Хисда также говорил: «Ни хороший, ни дурной сон никогда не сбываются полностью». Р. Хисда также говорил: «Дурное сновидение лучше хорошего». Р. Хисда также говорил: «Грусти от дурного сна самой по себе довольно, и радости от хорошего сна самой по себе довольно»… Бен-Дама, сын сестры р. Ишмаэля, спросил р. Ишмаэля: «Мне приснилось, что у меня выпали обе челюсти [— что это означает?]» — Ответил тот ему: «Два римских советника умышляли против тебя, но оба они умерли». Бар-Капара сказал Рабби
[101]: «Мне приснилось, что у меня отвалился нос». Ответил тот ему: «Гнев оставил тебя»
[102]. Сказал он ему: «Мне приснилось, что обе мои руки были отрезаны». Ответил тот ему: «Ты не будешь нуждаться в деянии рук своих» [24].
Интерес раввинов к астрологии отражал (а может быть, и предвосхищал) включение астрологических элементов в культовые обычаи, распространившиеся в широких кругах еврейского населения, во всяком случае в Палестине, в IV–VI веках. Знаки зодиака часто изображались на синагогальных напольных мозаиках — от очаровательно-примитивной в синагоге Бейт-Альфы до весьма замысловатой, найденной не так давно в Ципори. На мозаике в синагоге Хамат-Тверии — одном из самых изысканных подобных изображений — указано, что она изготовлена на пожертвования некоего Севера «из домочадцев славных патриархов», что выбивает почву из-под теории (вначале защищавшейся археологами), согласно которой зодиакальные мозаики свидетельствуют о принадлежности синагоги к альтернативному течению в иудаизме, не одобрявшемуся раввинами. Магические обряды, упоминаемые в Вавилонском Талмуде, находят свое подтверждение в археологических находках из Ирака: здесь раскопаны тысячи сосудов с начертанными заклинаниями, целью которых было поймать в ловушку демонов и предотвратить вред от них обитателям дома. Термины, упоминаемые в этих заклинаниях, имеют отчетливое еврейско-арамейское происхождение; судя по всему, подобные сосуды «работали» точно так же, как и аналогичные изделия христиан и зороастрийцев той же эпохи. Так что по крайней мере в этом отношении евреи Вавилонии, в том числе раввины, переняли местные обычаи, бытовавшие в последние столетия перед приходом ислама [25].
Разнообразием культур, в окружении которых жили евреи, возможно, было обусловлено и спокойное отношение раввинов к тому, что в ряде важных аспектов еврейской жизни обычаи, принятые в разных местностях, могли варьироваться — более того, раввины считали, что подобное разнообразие следует уважать и поддерживать. Уже в Мишне упомянуто различие в обрядах обручения в Иудее и Галилее и установлено общее правило: «И пусть никто не изменяет [местному обычаю] во избежание раздоров». Еврей должен строго соблюдать обычаи как своей родной местности, так и местности, где он гостит. Но подобную толерантность в раввинском сообществе проявляли не все. Так, около 800 года вавилонский ученый по имени Пиркой бен Бавой составил полемическое письмо на иврите и направил его евреям Северной Африки и Испании. В этом письме он яростно нападал на обычаи палестинских евреев, осуждая их как противоречащие ѓалахе: за палестинскими евреями не стояло авторитетной традиции (ее прервали преследования христианских властей) [26].
Ко временам Пиркоя число евреев, занимавшихся изучением раввинистической премудрости, существенно увеличилось по сравнению с горсточкой мудрецов, собравшихся вокруг Йоханана бен Закая в 70 году н. э., и, вероятно, достигло нескольких тысяч. Как следствие, влияние ученых раввинов на широкое еврейское сообщество также значительно возросло. Раввинистическим авторам был не чужд солипсизм: их интересовала в первую очередь религиозная жизнь взрослых мужчин-евреев, придерживавшихся традиций раввинистического иудаизма, — то есть людей, принадлежащих к их собственной социальной группе, для которых подлинное благочестие было немыслимым без учебы в ешиве. Остальных евреев называли ам ѓа-арец — «народ земли», то есть «простолюдин» или «мирянин», и их религиозные потребности просто игнорировались. В Вавилонии, где крупные раввинистические академии в период амораев, судя по всему, существовали как вещь в себе, подобное безразличие могло превращаться в антагонизм (нередко пародийно преувеличенный):
Учили наши мудрецы: «Пусть человек продаст все, что у него есть, и женится на дочери человека ученого, ибо если он умрет или отправится в изгнание, он будет уверен, что дети его будут людьми учеными. Но пусть не женится на дочери ам ѓа-арец, ибо если он умрет или отправится в изгнание, дети его будут амей ѓа-арец»… Говорил р. Эльазар: «Говорил рабби Элиэзер: можно зарезать любого из амей ѓа-арец в Йом Кипур, [даже] если он приходится на субботу». Сказали его ученики ему: «Учитель, скажи „заклать“ [ритуально]». Ответил он: «Это [заклание] требует благословения, а то [зарезать] можно и без благословения»… Ам ѓа-арец питает больше ненависти к человеку ученому, чем язычники — к Израилю, а жены их [ненавидят ученых людей] еще сильнее… Учили наши мудрецы: «Шесть речений сказано об амей ѓа-арец: мы не свидетельствуем ради них; мы не принимаем от них свидетельства; мы не делимся с ними тайной; мы не даем им в опеку сирот; мы не назначаем их распорядителями благотворительных сборов; мы не должны отправляться с ними в дорогу».
Трудно сказать, насколько всерьез следовало воспринимать подобные поношения [27].
В Средиземноморье в тот же период связи между раввинами и другими евреями были теснее, что может частично объясняться вмешательством христианской Римской империи с конца IV века н. э., когда императоры, насаждавшие ортодоксальное христианство, принялись делить своих подданных по религиозному признаку. В отличие от язычников, евреям было позволено «коснеть в заблуждении», и посему закон, провозглашенный императорами Аркадием и Гонорием 1 июля 397 года, передавал еврейскому патриарху (наси) в Палестине право управления синагогами как диаспоры, так и Страны Израиля:
Евреи да будут привязаны к своим обычаям, мы же, по примеру древних, сохраняем их привилегии, ибо было установлено в их законах и подтверждено нашей божественностью, что те, кто подчиняется власти Сиятельных Патриархов, то есть Архисинагоги, патриархи, старейшины и другие люди, отправляющие обряды этой религии, и впредь будут обладать теми же привилегиями, какими в знак почтения облечены первые духовные лица достопочтенного христианского закона.
Вполне возможно, что уже веком позже патриарх вмешивался в дела общин Восточного Средиземноморья, не относившихся к раввинистическому направлению; во всяком случае, загадочная надпись из синагоги в македонских Стобах, датируемая, по всей вероятности, III веком, гласит, что всякий нарушитель финансовых договоренностей между жертвователем на постройку синагоги и общиной заплатит патриарху огромный штраф. Однако лишь с V века прослеживается рост распространения погребальных надписей на иврите (в противовес греческому) на запад, вплоть до Италии, а также появление в отдельных надписях титулования «рабби» или «рибби» — такова надпись на могиле IV или V века из Брушано (Кампания), гласящая: «Мир. Здесь лежит рабби Аба Марис, достопочтенный». Возможно, конечно, что термин «рабби» даже в V веке оставался лишь почетным именованием еврейского учителя, как называли, в частности, Иисуса в I веке, и вовсе не означал, что его обладатель был каким-либо образом связан с мудрецами из академий Палестины или Вавилонии, но по мере публикации новых и новых подобных надписей скептицизм в их отношении кажется все менее оправданным [28].
