В главе 11 уже было показано, что географически влияние раввинистического иудаизма в первой половине 1-го тысячелетия было достаточно ограниченным, — безусловно, отчасти потому, что грекоязычным евреям для участия в раввинистическом дискурсе пришлось бы выучить иврит и арамейский (впрочем, не стоит придавать лингвистическому аспекту излишнюю значимость, так как ввиду эзотерического характера раввинских дискуссий в них трудно было разобраться даже тем, кто был вполне знаком с семитскими языками). Но к периоду правления Юстиниана в середине VI века многие еврейские общины Средиземноморья, по всей вероятности, уже в той или иной степени вступили в контакт с раввинами Палестины и Вавилонии. Встречающиеся в раввинистических текстах истории о путешествиях раввинов II века в Рим для распространения своего учения следует, вероятно, признать фантастическими (как и образ Рима в античных раввинистических текстах в целом); в этот период отсутствуют и свидетельства интенсивных эпистолярных контактов между иудейскими общинами — в отличие от христианских групп, которые, несмотря на разбросанность, с самого зарождения своей религии активно переписывались. Возможно, однако, что влияние раввинов стало расти в IV — начале V века благодаря тому, что римское государство облекло властью палестинских наси, связанных, как мы знаем, с раввинистическими кругами. Как было отмечено в главе 11, в надписи из синагоги в Стобах (Македония), относящейся, по всей вероятности, в III веку, жертвователь угрожает огромным штрафом в пользу патриарха любому, кто нарушит финансовые договоренности, установленные в связи с пожертвованием:
В 311 [?] год. Кл[авдий] Тиберий Полихарм, которого зовут также Ахириос, отец синагоги в Стобах, который исполнил все обязанности общественной жизни согласно иудейскому [закону], обета ради постройки для священного места, и триклиний, и тетрастон
[109] из личных средств [соорудил], вовсе не дотрагиваясь до [средств] священных. А я решил, что полное владение всеми верхними [помещениями] и собственность принадлежит мне, Клавдию Тиберию Полихарму, и моим наследникам пожизненно. Если же кто-либо захочет совершить какие-либо изменения вопреки тому, что мною решено, он отдаст патриарху 250 000 денариев, ибо так я решил
[110].
Если упоминаемого здесь патриарха отождествлять, что оправданно, с палестинским наси, то эта надпись представляет собой самое раннее свидетельство распространения власти патриархов на средиземноморскую диаспору [14].
Как было показано в главе 11, к концу IV века христианское римское государство доверяло палестинским патриархам назначение руководителей еврейских религиозных общин по всей империи. 3 февраля 398 года патриархам было дано право, подобно священникам христианских общин, официально разбирать гражданские дела между евреями. На пике своего влияния в конце IV — начале V века должность патриарха подразумевала высокое положение в иерархии римских чиновников и официальную защиту от оскорблений: «если кто-либо в общественном месте упомянет в оскорбительном смысле сиятельных патриархов, он будет наказан по закону», — а также право собирать подати с евреев по всей империи. Но к 415 году патриарх Гамлиэль оказался в опале, так как (по мнению императора Феодосия) «возомнил, что, будучи вознесен на вершину почета, может безнаказанно преступать закон». По закону от 30 мая 429 года подати («коронное золото» — aurum coronarium), которые ранее поступали «примасам» иудеев в Палестине и других провинциях, стали направляться в государственную казну, что ознаменовало «прекращение власти патриархов». Очевидно, к 429 году патриархи как институт, объединяющий иудеев империи, утратили поддержку государства. Однако к этому времени усилиями руководителей палестинского еврейства грекоязычная диаспора познакомилась с исповедуемой ими разновидностью иудаизма [15].
В IV–V веках раввины Палестины знали греческий язык: мы уже говорили о многочисленных греческих надписях, найденных в Палестине. Но языками религиозного дискурса были только иврит и арамейский, поэтому вполне правдоподобна связь между распространением иврита в Западном Средиземноморье начиная с V века и ростом влияния раввинов в грекоязычных общинах этого региона. Если так, то влияние раввинов должно было расти постепенно, как можно видеть по погребальным надписям семьи некоего Фаустина из итальянской Венозы. Одна надпись выполнена по-гречески красной краской и гласит: «Могила Фаустина-отца», к ней добавлено на иврите: «Мир Израилю. Амен», а на указатель с левой стороны галереи, где найдено захоронение, помещен латинский текст: «Ниша, где покоится Фаустин-отец». В погребальных надписях из Венозы, начиная с V века, еврейское письмо используется гораздо чаще, чем в еврейских катакомбах Рима, где лишь в отдельных случаях на той или иной могиле встречается слово шалом. Иногда еврейскими буквами передаются греческие слова, в других случаях надписи сделаны на иврите: это цитаты из Библии, к которым иногда добавляется латинский (а не греческий) перевод [16].
Иврит распространялся медленно, но верно, и к концу 1-го тысячелетия греческий был почти вытеснен из религиозной жизни тех, кто сохранял верность иудаизму. К IX веку на отдельном еврейском кладбище, найденном в Венозе, надписи делаются только на иврите. Причины исчезновения грекоязычного иудаизма в таких городах, как Рим, где греческий язык был столь отчетливым культурным маркером, остаются неясными. Уменьшение числа грекоязычных евреев во многих регионах Западной Европы с VIII по X век совпадает с уменьшением количества данных о жизни евреев в этих регионах в целом. Возможно, число и размер еврейских общин уменьшилось из-за обращения евреев в христианство или бегства от угрозы такого обращения (см. главу 9).
Как бы то ни было, к тому моменту, как в конце 1-го тысячелетия появляются новые сведения о европейских общинах, члены этих общин молятся уже на иврите, а не по-гречески и имеют в целом вполне раввинистические взгляды. Так, в середине X века в Южной Италии анонимный автор, известный в последующей еврейской традиции как Йосипон, написал на иврите историю евреев в период Второго храма; информацию он черпал из «Иудейских древностей» и «Иудейской войны» Иосифа Флавия, но, несмотря на происхождение из региона Италии, бывшего под властью грекоязычной Византии, с трудами Флавия он был знаком только по созданному во второй половине IV века латинскому переводу христианина Гегесиппа. В XI веке хронист и поэт Ахимаац Бен-Палтиель из Капуи, чье стихотворное повествование о славной истории его предков, начиная с IX века, было обнаружено в библиотеке Толедского собора в 1895 году, утверждает, что происходит от евреев, привезенных в Италию в качестве пленников после разрушения Храма Титом, но при этом греческого он почти не знает. В Восточном Средиземноморье, напротив, евреи продолжали пользоваться греческим языком в таких религиозных текстах, как брачные договоры и библейские толкования (хотя и записывали слова еврейскими буквами). В Константинополе, на Балканах и в Малой Азии евреи-романиоты (их самоназвание связано с происхождением их литургических ритуалов с территории Византийской империи, чьи жители называли себя ромеями — «римлянами») продолжали использовать такой «еврейско-греческий» язык в течение всего Средневековья, в особенности при чтении Книги пророка Ионы в Судный день. Но если не считать спорадического применения греческого языка в литургии, романиоты сохранили до начала Нового времени лишь несколько оригинальных обычаев; один из них — произнесение семи свадебных благословений на обручении, а не на самой свадьбе [17].
