Начав встречаться с Микой, девушка решила не афишировать свои затраты на членство в клубе. А когда ей стали задерживать зарплату и из-за кризиса на фирме урезали премии, составляющие основной доход сотрудников, Эля приняла решение распрощаться с дорогим хобби. Заметив уныние любимой, Мика разузнал его причину и погасил долг Эли за членство в клубе, убедив девушку в том, что кризис не будет длиться вечно и скоро все наладится. Так и вышло. А вот Мику, который, не раздумывая, отдал последнее ради блага любимой, настигла полоса финансовых трудностей. Впрочем, благодаря своим институтским друзьям недавно он все-таки устроился на постоянную, хотя и не особо высокооплачиваемую работу. В общем, Эля очень долго пребывала под впечатлением от широкого жеста Мики и продолжительное время закрывала глаза на его последующее затянувшееся безденежье. Она больше никогда не хотела выслушивать лекции о своем бестолковом хобби, путь даже их будет читать султан Брунея. И с Микой она могла на это рассчитывать. И именно это долгое время давало ей силы пресекать разглагольствования Нонны касательно несостоятельности ее избранника.
Сейчас состояние Эли балансировало на грани между отчаянием и надеждой. «Даю вашему расставанию еще пару дней», – стучали в висках слова подруги. А вдруг он и впрямь переварит обиду и остынет? Он ведь так любил ее! Нет, любит! В настоящем времени! Такое не проходит за один день. Да, она виновата, но жизнь продолжается! Пока они живы, все поправимо!
Однако их нерожденный ребенок никогда не будет жить, а вместе с ним навечно похоронена и их любовь, подала голос мысль-антагонист.
Эля не так уж и верила в любовь как в безусловное чувство, появляющееся из ниоткуда и исчезающее в один миг. Любовь к Мике была практически осязаема, поэтому избавиться от нее было сложнее, чем от беспричинной влюбленности. Ее чувство было соткано из лоскутов: душевного комфорта, легкости в общении, возможности быть собой в его присутствии.
Возвышенные представления Эли о будущем не совпадали с простым земным путем Мики. Но не лучше ли быть счастливой реалисткой, чем несчастной мечтательницей?
Когда Эля вернулась в офис, в переговорной ее уже ждал один из постоянных клиентов. Она равнодушно кинула на стол папку с проектом и поймала на себе привычный восхищенный взгляд. Мужчина в костюме был не просто клиентом, а ВИПом. Именно таких, как он, имела в виду Нонна, недоумевая по поводу того, что Эля не пользуется служебным положением и отвергает ухаживания богатых успешных мужчин, обращающихся в их элитное агентство. Эля не была настроена принципиально против такого рода ухажеров, но за годы работы с дорогим жильем ей ни разу не захотелось ответить на ухаживания клиентов. Подобные связи не сулили тепла, а во взглядах и намерениях этих мужчин она не видела ничего, кроме похоти и желания властвовать.
Эля окунулась в офисную суету и не заметила, как переработала два часа. Темнеть стало позже, и когда она подходила к подъезду своего кондоминиума, вечер почти не ощущался.
Еще одна хорошая привычка, от которой она не могла отказаться – аренда элитного жилья. Общая огороженная территория, бесплатное парковочное место, свободные от колясок и велосипедов коридоры. В лифте не встретишь соседа с собакой и не задохнешься от запаха недавно проезжавшей псины – как правило, проживание животных в кондоминиуме не приветствовалось. Маленькая кухня, объединенная с гостиной, могла бы показаться кому-то минусом, но для Эли она была, скорее, приятной деталью, напоминающей о распространенной зарубежной традиции отдавать предпочтение питанию в кафе и ресторанах.
Эля остановилась у входа в просторный подъезд и вспомнила, как Мика провожал ее в один из их последних вечеров всего несколько недель назад. У него намечалась ночная съемка, а Эле оставалось поспать всего несколько часов до раннего подъема на важную встречу. Мика заботливо предложил ей подняться в квартиру без него, чтобы хоть немного выспаться, но Эля ответила, что так легко он от нее не отделается. Мика сказал:
– Я готов добровольно сделать себя несчастным!
– Ты будешь несчастен без меня?
– Конечно!
Этот ответ еще тогда показался Эле очень искренним и пронзительным, но только сейчас она окончательно обрисовала для себя его смысл: она была его счастьем. Быть чьим-то счастьем дорого стоит. Может ли она сейчас похвастаться чем-то подобным?
Эля зашла в пустую, но очень уютную квартиру и, практически сразу оказавшись на кухне, открыла дверцу холодильника и достала недопитую бутылку красного вина. Она пила понемножку, но каждый вечер, в одиночестве с того дня, когда в последний раз поговорила с Микой. Это было две недели спустя после аборта, она тогда осознала, что совершила непоправимую ошибку. На тот момент они не общались несколько дней, Эля выловила его возле бара, в который он ходил по пятницам.
– Мика, прости! Миш, ну пожалуйста!
Его внешнее равнодушие и нежелание разговаривать приводили девушку в отчаяние.
– Ты уничтожила не только мое чувство к тебе – ты уничтожила меня.
– Что ты имеешь в виду? Уверена, все не так страшно, все поправимо!
– Все случилось слишком не вовремя. Я не могу винить тебя, но никогда не забуду твою причастность. Нам обоим не повезло.
– Что могло случиться? Мы всего десять дней не общались!.. Я люблю тебя, Мик…
– Десять дней тебе понадобилось, чтобы осознать это.
Его лицо, искривленное гримасой то ли боли, то ли презрения, стояло у нее перед глазами. Она и впрямь была скупа на признания, пока они были вместе. А в тот вечер главные слова сами вырвались наружу.
Эля плеснула вина в большой бокал и начала писать сообщение: «Я снова хочу быть твоим счастьем…» Затем положила телефон рядом с бокалом и долго, не мигая, смотрела на светящийся экран с неотправленным сообщением. Оно никогда не будет отправлено.
Из груди у нее вырвался почти рев. Она упала на кафельный пол и свернулась калачиком, впившись острыми ногтями в свой живот, как будто пытаясь вырвать из него клок, наказав себя тем самым за то, чего нельзя изменить. Она испытала все спектры отчаяния по поводу невозможности повернуть время вспять. Никогда больше ей не быть его счастьем. Она недостойна. Она убила их ребенка – того, кто мог бы стать их общим счастьем.
И снова пробудились нотки надежды, от которых Эля старалась не сойти с ума: они живы, она не бесплодна, и никакой трагедии нет.
Ну как же, нет?! Это ведь так несправедливо по отношению к нерожденному: «Ты прости, убивать тебя было ошибкой, но теперь мы обязательно дадим жизнь кому-нибудь другому! Так уж вышло!»
«Не драматизируй», – убеждала себя девушка и, подвывая, вскарабкалась по стулу, поднялась, чтобы сделать пару успокоительных глотков, а затем проследовала в спальню и упала навзничь.
Засыпать после отчаянных рыданий получалось быстро. Ее не мучила бессонница. Именно бессознательные часы сна были самым счастливым временем суток.
А вот поутру Эля физически чувствовала, как горе сковывает ее веки. И прежде чем открыть глаза, она задавала себе вопрос: проснется ли она когда-нибудь счастливой снова? Проснется ли чьим-нибудь счастьем? Врожденный оптимизм или привычка преодолевать неудачи – что-то из этого заставляло ее вовремя подняться, привести себя в порядок и отправиться на работу, ничем не выдавая своего состояния. В конце концов, боль отступит, когда-нибудь к ней вернется вкус к жизни.
