– Это конец, – прошептала она, с животным ужасом уставившись на Степана.
Тот, воспользовавшись оцепенением несчастной девушки, уложил ее обратно на койку и ловко затянул браслеты на запястьях.
Первым в дверях появился Фишер, пропускающий вперед Римму с привычным подносом. Женщина ринулась прямиком к Вере и, поймав ее полный ужаса взгляд, начала приговаривать:
– Сейчас детка, сейчас. Это снотворное. Не бойся. Сейчас.
По особенно ласковому тону и нежным успокаивающим прикосновениям мягких ладоней Вера окончательно убедилась в правильности своих доводов.
И вдруг, посмотрев по сторонам, она почувствовала небывалую легкость и долгожданное облегчение. Несчастная Римма, озадаченный Степан, старающийся не смотреть в ее сторону, и даже выглядывающий из-за спины Фишера взволнованный Пахом. Плюс два растерянных санитара. Всем им придется жить с этим, а она через минуту, даже раньше, наконец-то станет свободной. Она больше не увидит ни одно из этих ненавистных лиц, не испытает липкого ужаса. Ее месячный ад подходит к логическому завершению.
Вот спасительная жидкость уже льется по ее венам, и скоро она уснет навсегда. Никаких больше мучительных болезненных пробуждений. Только бы Пахом выполнил свое обещание и не позволил ее мозгу ожить в другом теле! Койку вместе с ней уже выкатывали из реанимации.
– В операционную! – скомандовал Фишер.
Пахом вжался в стену, пропуская санитаров с каталкой, и неотрывно глядел на Веру. Наверное, в глубине души он тоже был рад, что все закончилось, хотя лицо его искажала болезненная гримаса. В последние секунды своего бодрствования, в последние минуты жизни ей захотелось подбодрить этого человека, чья физиономия сейчас сливалась с белым больничным халатом. Вера ободряюще улыбнулась ему, всем видом выражая сочувствие всем, кто остается в аду, созданном Германом Фишером.
31
Говорят, смерть убивает человека, но не смерть убивает.
Убивают скука и безразличие.
Игги Поп
Скоро сорок дней. Раньше Антон никогда не придавал значения таким формальностям, но сейчас, по-прежнему не находя удовлетворения ни в чем, испытывал какую-то необходимость почтить это событие.
Поэтому он был даже рад, что у него нашелся повод снова оказаться в церковном подворье. Сегодня здесь было еще красивее, чем в прошлый раз – наверное, из-за обилия выпавшего снега. День был морозным, но ясным.
У лавки, где продавались свечи и иконы, наблюдалось оживление. Он подошел ближе. Даша, бабулька из лавки и хилый батюшка выносили из избушки большие тюки и загружали их в припаркованную рядом «Газель».
Девушка сразу обратила на него внимание и радостно помахала:
– Антон, здравствуйте!
– Приветствую! – ответил он с улыбкой.
– Как вы вовремя! – радостно заметила она.
– Чем могу помочь?
– Пойдемте. – Девушка поманила его внутрь избушки. – Надеюсь, вы не торопитесь?
Антон мотнул головой.
Подсобка, в которую он проследовал за Дашей, была завалена тюками разного размера.
– Вот! – гордо заявила девушка. – Собрали одежду для приюта, нужно погрузить и отправить. Антон, снимите свое пальто, я дам вам батюшкину телогрейку, чтобы вы не запачкались.
Антон послушно начал разматывать шарф, попутно разглядывая Дашу. Она почти не изменилась с последней встречи, но сегодня глаза ее буквально горели – видимо, от занятия благим делом. Щеки ярко розовели на морозе, седые пряди выбивались из-под шапки, и местами их серебристый цвет был усилен инеем. «Молодая старушка», – пронеслось у Антона в голове. Однако улыбка придавала ее лицу «детскости». Как будто девушку нарочно загримировали для какой-нибудь театральной постановки. Да еще и эта блокадная одежда – ей самой не помешало бы покопаться в мешках с пожертвованиями.
Облаченный в поповью телогрейку Антон с энтузиазмом присоединился к тасканию тюков. И поймал себя на мысли, что не помнит, какое занятие за последние месяцы, а то и годы приносило ему такое удовлетворение.
С его помощью работа пошла споро, и уже через двадцать минут водитель плотно закрывал створки «Газели». Обитатели подворья проводили его, как родного, и, довольные, начали разбредаться по своим делам.
– Что ж! – весело обратилась к Антону Даша. – Теперь, когда подсобка освободилась, можно и чаю попить! Травяного хотите? Вы такого никогда не пробовали!
– Очень, – искренне ответил Антон.
– Что привело вас сюда снова? – спустя несколько минут спросила Даша, освобождаясь от верхней одежды.
– Скоро сорок дней, как не стало Веры. Хотел узнать, что по церковным канонам полагается делать в эту дату, – далекий от церковных традиций молодой человек даже не был уверен, что правильно задал вопрос, и на всякий случай добавил: – И для чего.
– После смерти человека поминают на третий, девятый и сороковой день, – охотно начала рассказывать Даша, подключая к розетке миниатюрный электрический чайник. – На сороковой день душа попадает на Суд, и решается ее дальнейшая судьба, поэтому душе умершего необходимо помочь. Сороковой день – это грань, которая проходит между земной жизнью и жизнью вечной. Это день, в который душа отправляется к Отцу Небесному. Человека, например, принято поминать, то есть совершать по отношению к нему акт милосердия…
– Ну, не знаю насчет поминок, – задумался Антон. – Ее друзей я почти не знаю, а из близких у нее только сестра, которая живет в Питере. Ее я тоже видел всего один раз, на похоронах.
– Устраивать пир вовсе не обязательно, просто стоит соблюсти некоторые особенности. Кроме того, надо сходить на кладбище, с собой взять цветы в любом парном количестве и свечу – так живые выражают свое уважение ушедшему. Ну и конечно же, необходимо обязательно сходить в храм, где можно помолиться и заказать панихиду и сорокоуст. Пожалуй, это самое основное, но есть еще много разных рекомендаций, о которых многие не знают.
– Значит, у меня есть шанс превратиться из темного невежды в просвещенного человека, – с искренним интересом подытожил Антон.
Слушать Дашу было поистине приятно. Даже ее внешняя неухоженность отходила на второй план.
– Я очень надеюсь, что ты уделишь мне еще немного времени. Тем более чай еще только заваривается.
Девушка кивнула.
– И еще одна просьба, если, конечно, это не прозвучит слишком нагло, – не унимался Антон. – Ничего если мы перейдем на обоюдное «ты»?
– Конечно, без проблем, – улыбнулась Даша, разливая чай по чашечкам из тонюсенького фарфора.
Приятный травяной аромат наполнил небольшое помещение. Усевшись поудобнее напротив Антона и стянув наконец свой заношенный серый платок, девушка продолжила:
– Есть всякие приметы о том, чего нельзя делать до достижения сорока дней. Например, нельзя уделять слишком большое внимание внешнему виду, это расценивается как неуважение к умершему.
