На смену надменности к Герману пришла озабоченность. Вере вдруг показалось, что Фишер устал от всей этой истории не меньше, чем она.
– Я не собираюсь оправдываться перед тобой за то, что до сих пор не убил тебя. Все пошло не по плану, это правда. Очень сильный, надежный и качественный препарат должен был избавить тебя от всяческих переживаний в первый же день пребывания в этом доме. Я должен понять, в чем заключается твоя уникальность по сравнению с остальными моими пациентами. Начиная с момента внепланового пробуждения в морге, знакомства с моим санитаром и бегства с ним же!
– Ну, знаешь ли! – усмехнулась Вера. – До тебя все мужчины в моей жизни принимали мою уникальность как данность. Никто не требовал объяснений, представь себе.
Герман вздернул бровь, удивившись тому, что и сам не заметил, как попал в список мужчин Веры Званцевой. И это тоже данность, как ни крути.
– Ты прекрасно понимаешь, что речь не о твоей взбалмошности и своенравии.
– Желание жить и боязнь страшной смерти – это не своенравие. Хватит бичевать меня, посмотри на себя!
– Ты хочешь пристыдить меня? Я уже сказал и повторю сколько угодно раз, что я не хотел, чтобы все вышло именно так. Я не кровожадный человек, просто приходится жертвовать многими принципами ради науки.
– И теперь я должна пожалеть тебя и облегчить приготовления к новой операции?
– Ты не подходишь для операции. Это за пределами моего понимания, но твоя кровь сейчас по составу схожа с водой. На исследования уйдут недели. И я не могу заставить Эллу ждать неопределенное время… Нам необходимо продолжать наблюдение за тобой. Самое лучшее, что я могу сейчас тебе предложить, – это оставаться в этом доме в качестве гостьи. Альтернативы всего две: по-прежнему быть узницей или умереть. Мне кажется, это не самое плохое предложение. Люди здесь живут честные и добрые. Но главное условие: ты поделишься всеми своими ощущениями за последний месяц.
– А пока я буду прохлаждаться в этом гостеприимном доме, появится новый несчастный донор? И в чем разница между гостьей и узницей, интересно знать?
Фишер встал и пошел к двери. Вера заволновалась, что он передумал. Она еще не успела осознать всю суть своего нового статуса. Узница ли, гостья, но больше не смертница. Возможно ли это? Но, выходя, Герман в подтверждение своих слов оставил дверь приоткрытой и мирным успокаивающим тоном произнес:
– Начнем с этого.
Вера выждала минут десять – в проеме так никто и не появился. Дверь оставалась незапертой.
Прежде чем попытаться беспрепятственно покинуть комнату, из которой ей раньше удавалось выходить, только притворяясь пленницей препарата, она сделала глубокий вдох. Это еще не свобода, но несравнимо более приятное ощущение, чем то, что она испытывала все последнее время. В непрерывном ожидании смерти наступила передышка.
Вера вдруг поняла, что покидать комнату ей не так уж обязательно, достаточно просто знать, что она непригодна для операции. Непригодна! Она прокручивала это слово вновь и вновь в своей голове. И плевать на причины. Пусть даже она неизлечимо больна – если Фишер не солгал, то страшная пересадка ей больше не страшна. А все остальное уже не так важно.
Она встала и медленно направилась к выходу. Длинный коридор был пуст. Пробежаться бы по нему и размять затекшие конечности!.. А что, если не так долго осталось ждать того момента, когда и парадная дверь точно так же распахнется перед ней? Хотя на этот счет Фишер выразился ясно: если она не будет сотрудничать, то и маленькая радость передвижения по дому закончится, а ее ближайшими друзьями снова станут два силиконовых браслета.
Она не спешила вступать в ряды заключивших сделку с дьяволом, но прогуляться по дому очень уж хотелось. Перекинуться парой слов с Риммой, а там глядишь, и Пахом подтянется, и она радостно сообщит ему о том, что теперь они коллеги. Он наверняка будет рад. Как бы Вера ни сердилась на него, в глубине души она понимала, что он здорово переживает за нее. Она видела его глаза перед операцией.
Велик был соблазн объявить всем, что она, в отличие от них, не поступится своими принципами даже под угрозой смерти, но такой легкий выход ей больше никто не предлагал. Малейший бунт – и сразу койка и медленная, но верная потеря рассудка. Вернуться к этому состоянию Вера не была готова ни морально, ни физически.
Насколько бы героичен ни был ее дальнейший план, ей нужно было для начала одеться. На новоиспеченной гостье не было ничего, кроме тряпки, которую во время подготовки к несложившейся операции накинули на нее и затянули тугим узлом на шее. Она не прикрывала ни спину, ни зад.
Ни секунды не раздумывая, Вера направилась туда, где можно было одеться, а такое место в доме, насколько ей известно, было одно – спальня Фишеров. Она беспрепятственно дошла до цели и на минуту замерла перед шкафом Эллы. Могла ли она вообразить, что снова будет копаться в ее тряпках? Герману это могло не понравиться, но он сам оставил ее дверь открытой вместо того, чтобы принести ей одежду. Ну что ж, тем лучше, она выберет сама. Главное – отыскать среди этих шелков что-то удобное и практичное.
Все найденные джинсы, которых было не так уж и много, оказались Вере безнадежно малы. Она поразилась тому, что вес не уходит даже при отсутствии еды. И позавидовала способности Эллы сохранять стройную фигуру после сорока лет. Зато нашлись облегающие черные кожаные легинсы и белая футболка с принтом черепа – то, что надо! Сверху Вера накинула удобный пиджак, по фасону имитирующий кожаную «косуху», и зачем-то прихватила с верхней полки бейсболку с рисунком из мелких черепушек.
Как же приятно снова одеться! Было бы еще куда сходить. Избегая встречи с Фишером, девушка прошмыгнула на кухню.
– Всем привет с того света! – объявила о своем приходе Вера.
Мила и Римма посмотрели на нее немного смущенно.
– Здравствуй, деточка, присаживайся за стол. – Римма вернулась к своему обычному ангелоподобному состоянию.
– Что-то вы не сильно удивлены, – разочаровалась Вера.
– Герман предупредил, что ты сегодня будешь обедать в столовой.
– И не только сегодня. – Вера схватила со стола аппетитный кусочек белого хлеба, на самом деле только имитируя желание его съесть. – Если буду хорошо себя вести.
– Куда это ты так вырядилась? – В столовую вошла Алина. – И где взяла шмотки? – Она с интересом уставилась на переливающийся блестящими пайетками принт на футболке.
– А что, у тебя нет доступа к тетушкиному гардеробу? Очень жаль. А мне вот полагается за моральный ущерб.
– Садись, Алина, – прервала Римма назревающую перебранку между девушками. – Сейчас будем обедать.
– А я что, теперь обедаю с прислугой? – разочарованно протянула Вера. – Ну да. Фишер, наверное, уже греет ложе для тестирования нового тела. Что ж, тем лучше, – улыбнулась Вера, ловя осуждающий Риммин взгляд.
В этот момент со двора выехала машина.
