Несмотря на поздний час, несколько зевак пытались заглянуть и рассмотреть повнимательнее, что за чудо приволок на себе их коллега. Кто-то настойчиво предлагал вызвать «Скорую». Антону пришлось прислонить Пахома к стенке на время, чтобы вытолкать всех незваных гостей. Пока он будет с ними объясняться или искать подходящий для сенсации эфир, сама сенсация может отдать Богу душу. Поэтому сейчас главное – сделать запись.
Наконец он усадил Пахома в кресло напротив камеры, подготовил аппаратуру и скомандовал:
– Мотор!
40
Смерть – это не враг, который прокрадывается и берет то, что ему не принадлежит, смерть – это просто инструмент, который использует Бог, чтобы показать людям, что ты сделал работу и теперь возвращаешься домой.
Н. А.
Вера уже устала висеть на перилах в ожидании, когда Фишер снова закроется в кабинете. С того момента, как она отсчитала час до следующего звонка, хозяин начал разгуливать по дому, как по Эрмитажу. Она особенно нервничала, когда он уходил в сторону дальнего медблока, туда, где, если Пахом не бредил, находилась Дана.
У Веры не укладывалось в голове, что ее сестра теперь тоже здесь. Неужели Фишер заприметил ее еще на похоронах? Больше нигде он ее встретить не мог. Дана была редким гостем в столице.
Вера сгорала от желания прошмыгнуть в медблок и увидеть сестру, но сейчас было важнее запастись терпением и сгенерировать оружие против Фишера, которое спасет Дану, ее и, возможно, Пахома. Если Антон застанет Пахома живым, то вместе они что-нибудь придумают. Скорее бы добраться до телефона!
Прошло уже полтора часа с момента первого звонка. Герман наконец-то угомонился и снова заперся в кабинете. Вера терпеливо выдержала две минуты и вихрем пронеслась к аппарату. На звонок ответил Антон.
– Как он? – выпалила Вера.
– Плохо. Мы в Останкино. Он кое-что успел сказать на камеру, а потом я говорил за него, а он подтверждал мои слова. Я хотел сразу пустить его речь в эфир, но это заняло бы больше времени.
– Почему в Останкино, а не в полиции?
– Я наслышан о Фишере. У таких, как он, везде свои люди, и там тоже. Ничто не восстанавливает справедливость лучше, чем публичная огласка. Что делать дальше? Ты не пострадаешь, если мы сейчас пустим запись в эфир?
– Подожди. Ты сможешь отправить видео по почте?
– Да.
– Снимали в декорациях телецентра?
– Да.
– Выясни у Пахома электронный адрес Фишера и отправь ему запись прямо сейчас.
– Хорошо. Что ты задумала?
– Антон, пожалуйста!
– Сейчас-сейчас. Мы на громкой связи, он слышит. Сейчас дам ему карандаш… Все нормально. Пишет. Рука кое-как работает.
– Отправляй прямо сейчас. И если я не перезвоню через десять минут, то пускай запись в эфир.
– Хорошо.
– Все.
– Вера…
– Что?
– Как же так?
– Что именно?
– Все. Морг. И этот месяц без тебя. Я не могу поверить, что слышу твой голос снова. Тогда, у подъезда, если бы ты…
– Знаю. Была дурой. Очень злой на тебя дурой.
– А сейчас?
– Не знаю. Надеюсь, поумнела.
– Я не про это. Злишься?
– А, да, еще как!
– Прости.
– Давай потом. Отправляй запись скорее!
– Через минуту ссылка будет у адресата.
– До связи!
Вера бросила трубку, больше не стараясь соблюдать тишину, и направилась прямо в кабинет Фишера. Теперь она радовалась, что он еще не спит и ей не придется вытаскивать его сонного из постели.
– Вера? Почему не спишь? – впервые увидев девушку после самовольного переодевания в вещи Эллы, Герман внимательно оглядел ее с ног до головы.
– Открывай почту, живо!
Вера разговаривала так, будто у нее был в руках заряженный пистолет и она им угрожала. Но поскольку пистолета не было, Герман не торопился выполнять приказ.
– Если ты сейчас же не посмотришь это, то посмотрит вся страна.
Ее собеседник пока ничего не понимал, но снисходительно открыл «аутлук». Обойдя стол, Вера встала рядом с ним и уставилась в экран.
– Обнови.
– Рано тебя выпустили из комнаты, – рассудил Фишер.
– Как нельзя вовремя! Поторопись. Времени мало.
Герман неохотно открыл файл от неизвестного адресата с темой письма «Привет от Пахома». Его лица коснулась тень недовольства.
Оба уставились на экран. С монитора вещал синий сгусток чего-то, отдаленно напоминающий человеческую голову. Коротко и по делу «сгусток» поведал обо всем, что привело его к такому состоянию: о таблеточном терроре; о невинных жертвах – здоровых людях, которым пришлось стать донорами; о путях и способах сокрытия изощренных преступлений; о жертвах хирурга-мясника, которые еще можно и нужно спасти.
Герман смотрел и злобно играл желваками. Не дожидаясь окончания записи, Вера объявила:
– Если я через минуту не сделаю телефонный звонок, то в течение часа эта запись появится на одном из федеральных телеканалов. – Вера пока не спешила раскрывать карты своей связи с внешним миром. – Одолжишь телефончик?
Герман, не глядя, протянул ей свой смартфон.
– Благодарю. – Вера спешно набрала номер Антона. – Не пускай в эфир и жди моего звонка еще через десять минут, – проговорила она в трубку.
– Что же будет через десять минут? – на удивление спокойно поинтересовался Фишер.
– Через десять минут я буду сидеть в машине, направляющейся в сторону телецентра, с лекарством для Пахома.
Вера подошла к стеклянному шкафчику и нашла взглядом пластмассовую баночку с надписью «Пахом». «Интересно, у него фамилия есть?» – подумала она между делом. Затем взяла со стола пресс-папье и несильно стукнула по хрупкому стеклу. Оно осыпалось. Девушка взяла баночку и, крутя ее в руке, многозначительно посмотрела на Германа:
– Пока этот шкафчик открыт и полон необходимых для поддержания жизни твоих людей препаратов, запись не будет доступна постороннему глазу. Сейчас я бы взяла такси, но времени в обрез, поэтому прошу тебя предоставить мне автомобиль. Желательно в такие сроки, чтобы я успела сделать звонок вовремя. А потом я вернусь за сестрой.
– Вера, я понимаю твое желание помочь Пахому и всем остальным, но ты же понимаешь, что, уничтожив меня, ты уничтожишь их всех. Никому, кроме меня, не известен состав препарата, поддерживающего жизнедеятельность пациентов.
– Мы же цивилизованные люди? Найдем золотую середину, которая устроит всех. Но это после. Мне пора.
