Женщина тяжело вздохнула и, не глядя на провинившуюся девушку, развернулась и вышла. Вера поспешила за ней, оправдываясь на ходу:
– Римма, прости, но я не могу есть. Совсем не могу. Уже давно. И я не знаю, что со мной… Ну не обижайся, пожалуйста!
Женщина шла покачивающейся походкой, продолжая игнорировать Веру. При этом обиженной она не выглядела. Скорее – растерянной. Но Вера думала, что Римма демонстрирует именно обиду и нежелание с ней разговаривать. Этого никак нельзя было допустить, с кем еще она перекинется парой слов, если не с ней?
Отчаявшись, Вера босиком добежала до столовой. Там присела за стол и принялась ждать, когда обидчивая дама оттает. А та, в свою очередь, зашла на кухню, и девушка услышала, как женщина жалуется кухарке – дескать, Вера избавилась от еды и пропала.
– Пойду посмотрю, куда она могла запропаститься, – с этими словами Римма прошла мимо «обидчицы», делая вид, что не замечает ее.
– Да что за детский сад? – возмутилась Вера и проследовала на кухню.
– Надо же! – удивилась Мила. – А Римма сказала, что ты куда-то пропала. Вы не встретились?
– Встретились. Она все выдумывает. Решила в прятки поиграть, – обиженно пробурчала Вера и присела на табурет.
– Хочешь чего-нибудь? Сейчас принесу компот – такой наваристый получился! И очень полезный для этого времени года.
Чтобы не обидеть еще одну женщину, Вера промолчала и согласилась подождать, пока кухарка не вернется из кладовки.
Вернувшись с трехлитровой банкой компота в руках, запыхавшаяся Мила замерла на секунду и разочарованно оглядела кухню. Вера криво улыбнулась, благодаря ее за беспокойство. Но кухарка отвернулась, поставила банку на небольшой столик возле плиты и принялась что-то помешивать в кастрюле.
– Мила? – осторожно напомнила о себе девушка. – Давай, я сама налью.
В ответ тишина. Какого черта?!
– Мила! – чуть настойчивее обратилась девушка.
– Чего надрываешься? – послышалось за спиной.
Сонная Алина спустилась к завтраку.
– Полдома оглохло и ослепло, – недовольно пожаловалась Вера.
– Да что ты? – удивилась Алина.
– С кем ты разговариваешь? – оторвалась от кастрюли Мила.
– Ни с кем.
– На, попробуй. А то непонятно, для кого я тут готовлю. – Перед Алиной нарисовалась кружка с компотом.
Веру меньше всего интересовал сейчас этот компот, но от такой наглости у нее отвисла челюсть.
– Значит, бойкот? Сговорились? – Она резко поднялась и сжала кулаки.
– Ты чего психуешь? – спросила Алина, потягивая фруктовый напиток.
– Что ты там говоришь? – переспросила Мила.
– Вот! Видишь? – Вера указала пальцем на Милу. – Эта взрослая, казалось бы, женщина на пару с Риммой решила меня игнорировать.
Собираясь покинуть сцену плохих актеров, Вера обратилась к единственному человеку, который еще хоть как-то реагировал на нее:
– Ты давно видела свою тетю?
– Дядя не пускает к ней никого, кроме сиделки.
– А сиделку ты давно видела?
Девушка пожала плечами, а Мила снова изумленно уставилась на нее:
– Одни пропадают, другие разговаривают сами с собой – что за дом?
Вера задумалась над словами кухарки. Этого не может быть. Потому что этого не бывает никогда. Не может же все закончиться вот так вот, то есть ее превращением в невидимку! Да еще и постепенным и каким-то частичным. Один видит ее, а другой – нет. Определенно, это сговор. Женские козни.
Из кухни Вера заметила, как в гостиной скользнула тень. Это была не Римма. Кто-то выше и стройнее. Но женщина. Девушка с любопытством последовала за ней. Силуэт скрылся за углом. «Может, это сиделка Эллы? Нужно ее догнать. Уж она-то точно не участвует в этом глупом сговоре».
Вера все еще называла это сговором, хотя ее душу уже терзало неприятное предчувствие. Она определенно уже не верила, что кто-то решил ее разыграть. Должно быть другое объяснение.
Она следовала за незнакомкой, как Алиса за белым кроликом. И незаметно для себя снова оказалась в спальне Фишера.
Кто еще, кроме нее, позволяет себе так свободно разгуливать по дому? Вера огляделась. В комнате пусто. Дверь на террасу распахнута.
Однажды Вера уже выходила туда, закутавшись в плед с чашкой ароматного кофе. Тогда она впервые увидела Акима и испытала первую вспышку воспоминаний. Теперь на этой террасе стояла незнакомка.
Вера вышла на террасу. Толстый слой снега доходил ей до колена. Но холода она по-прежнему не испытывала, хотя по прозрачности воздуха и замершей вокруг природе можно было определить, что мороз стоял очень крепкий.
Незнакомка была одета в длинное, легкое, полупрозрачное изумрудное платье. Оно резко оттеняло ее белоснежную кожу. Никакого дискомфорта от мороза она тоже не показывала. Длинные волосы спадали ей на плечи аккуратными волнами. Как будто над прической поработал стилист. Женщина стояла вполоборота и не обращала на Веру никакого внимания. Неужели она все-таки заодно с этими вредными женщинами?!
Обнадеживало, что Вера не единственная, кто не испытывает холода в такой мороз. Или не так уж и холодно? При нуле градусов тоже бывает довольно снежно. Но нет, замерший воздух все же свидетельствовал о приличном минусе.
«Наверное, это новый донор», – дошло наконец до Веры. Женщина находится под действием препарата, поэтому и не реагирует ни на нее, ни на холод. Ну что ж, ничто не мешает рассмотреть ее поближе.
Вера подошла, и незнакомка наконец посмотрела на нее вполне осознанно и даже с легкой улыбкой. Она в полном сознании, в этом никаких сомнений. Кудри отливают медью на январском солнце, а глаза почти прозрачные, такие же светло-зеленые, как и у Веры. И в них есть что-то знакомое, то, что Вера в последнее время замечает каждый раз у себя, глядя в зеркало. Случается это нечасто, но если ей и доводится поглядеть на себя, то необъяснимая новизна во взгляде привлекает ее внимание.
Веру кольнуло чувство обиды, смешанной с горьким поражением. Зачем ее так долго нужно было мурыжить, вытрясать из нее душу, травмировать ее психику, если существует другой, более подходящий по всем параметрам донор – и по возрасту, и по телосложению? Даже красотой эта медноволосая дама превосходит Веру. Она будто сошла с картинного полотна, висящего над кроватью Фишеров, просто стопроцентное попадание. Рядом с ней Вера чувствовала себя проигравшей на конкурсе красоты, но предварительно замученной зазря до полусмерти. И тут жалость и боль за судьбу этой невероятной женщины переполнили ее. Наверняка у нее на свободе остались горячо любимые и любящие люди.
– Вера? – из спальни на снег вышел Герман, кутаясь в пиджак и дрожа от холода. – Что ты забыла на таком морозе?
– А нам не холодно, – решила подразнить его Вера. – Правда же? – обратилась она к своей подруге по несчастью.
