Фишер избавился от жены? После того как уладил с Вериной помощью свои финансовые дела? Или она умерла своей смертью, нарушив тем самым его планы? Умерла или убили – этот вопрос не давал покоя Вере. Ни при одном из раскладов ей не было жаль Эллу, особенно учитывая первый и единственный разговор с ней при жизни и в этом доме. Но как далеко зашел Фишер? Вряд ли он собственноручно устранил бы возможность провести операцию всей своей жизни. Или ему выгоднее видеть жену мертвой, нежели в новом теле?
Ответ не заставил себя ждать – дверь в комнату приоткрылась. Вера замерла в ужасе, ожидая очередную встречу с призраком. Но на пороге появился Герман.
Он аккуратно прикрыл за собой дверь и проследовал к импровизированному алтарю. Вид у него был скорбный и жалкий. Если он и горевал об ушедшей жене, то позволял себе давать волю чувствам только в этой комнате и наедине с самим собой.
Герман неуклюже согнул длинные ноги и присел на колени напротив тумбочки. Огромные ладони с длинными пальцами он положил на краешек поверхности и припал к ним лбом. Прядь идеально уложенных волос отделилась от общей копны и упала вниз. Он то ли молился, то ли плакал.
Потом с чувством уставился на портрет и заговорил:
– Видит Бог, я не хотел, чтобы все закончилось так! Любовь моя, прости! Она за все заплатит, сегодня же!
Вера не удивилась, что Фишер ее не заметил. Но была возмущена предъявленным ей обвинением. Нашли крайнюю! Вопиющая наглость!
Почему Фишер воздвиг алтарь именно здесь? Почему никто не знает о смерти Эллы? Понятно, что пока оглашение этого события не входит в его планы, но как он скрыл этот факт? Где тело?
Снова зажмурившись, Вера начала проваливаться сквозь пол. От перемещения в пространстве подобным образом у нее захватывало дух, как во время свободного падения или при катании на американских горках. Она с детства не переносила это ощущение. Как и в далеком прошлом – до того, как лет в восемнадцать Вера навсегда отказалась от подобного экстрима – хотелось кричать и визжать. Чтобы сдержаться, девушка стиснула зубы.
Она в мрачно освещенном неотапливаемом подвале. На стенах следы изморози – самое подходящее место для хранения тела. Так и есть, оно здесь, на каталке, накрытое выглаженной накрахмаленной простыней.
Вера поворачивает голову и видит Эллу. Ту самую, в полупрозрачном изумрудном одеянии. Женщина неотрывно смотрит на каталку. «Связь с телом еще слишком сильна», – проносятся в голове у Веры уже ставшие привычными отголоски нового знания.
– Было бы за что цепляться, – с укором произносит Вера, кивая в сторону каталки. – Лучше бы составила компанию своему безутешному муженьку там, наверху.
Элла по-прежнему делает вид, что не видит ее и не слышит. Ей сейчас не до разговоров. Она слишком переживает о погребении своего тела. Третий день уже, а ничего не происходит. Но тут Вера не может прочувствовать всю глубину ее трагедии, потому что ее третьи сутки после смерти далеко позади. И последнее, о чем она тогда думала – это о собственном погребении.
В какой же момент она умерла? Логично было бы предположить, что это случилось с ними обеими во время неудавшейся операции. Но Эллу никто не видел после этого. А Вера успела «выйти в свет» и даже пообщаться с Антоном. Это все было реально, никаких сомнений. Почему же ее не покидает ощущение, что она умерла намного раньше Эллы?
Вера решила не задерживаться в этих холодных мрачных апартаментах. Она была здесь лишней. Что-то подсказывало ей, что призрак Веры отличается от призрака Эллы. Она убедилась в правильности своих догадок – Элла умерла. Фишер не предает этот факт огласке, прячет мертвое тело в подвале и рыдает напротив фотографии покойной жены. Очевидно, у него есть план, в котором Вера занимает не последнее место. Но у нее есть преимущество, если можно так назвать ее пограничное состояние. Она способна беспрепятственно передвигаться по дому. Этим нужно воспользоваться.
Следующим пунктом назначения был кабинет Фишера. Она намеревалась вернуться туда и узнать о его планах относительно обмена, о котором он упомянул.
А потом она покинет этот дом навсегда. С этим теперь проблем не будет. Но она все равно оттягивала этот момент, поскольку не представляла, как ее новое существо поведет себя вне этого жуткого, но уже ставшего почти родным замкнутого пространства. Она боялась попросту исчезнуть по пути к цели, находящейся снаружи.
Из подвала Вера выбиралась, испытывая свою новую способность теперь на запертых дверях. В этой части особняка она была впервые и немного заплутала.
Каким-то новым чувством она определила небольшое скопление людей поблизости. Это не Фишер и не знакомые ей женщины – они должны были находиться в другой части дома.
Из-за прикрытой двери доносились мужские голоса. Девушка приблизилась очень осторожно – хотя ее невесомое тело передвигалось бесшумно, – намереваясь одним глазком взглянуть на собравшихся.
Это оказались всего лишь охранники – свита Фишера. Степан, выделяющийся утонченными манерами и замысловатой прической, и тыквоголовый амбал Юрий – Вера еще не имела чести с ним пообщаться. Казалось, он единственный, кто не был пленником Германа, а нашел в служении ему свое истинное предназначение. С подобным типом Вера никогда бы и не захотела завязать разговор, она всегда выделяла для себя людей, с которыми не смогла бы найти общий язык ни при каких обстоятельствах. Посредственные личности всегда казались Вере инопланетянами. Впрочем, как и чересчур гениальные. Только к общению с последними она, наоборот, всегда стремилась.
И был еще третий – незнакомец, чей вид леденил бы кровь, если бы у Веры она еще оставалась (при ее наличии она растекалась бы сейчас по стенам, сквозь которые перемещалась девушка-призрак, но ничего такого она не замечала). Страшный человек с абсолютно голым блестящим черепом. Именно черепом, который если и был обтянут слоем кожи, то совсем тонким. Вот кто походил на ходячего мертвеца в большей степени, чем прекрасная Элла и вполне ничего себе Вера. Но вряд ли он умел просачиваться сквозь толстые стены особняка. Подумав об этом, девушка немного отстранилась, чтобы ненароком не проникнуть в комнату охраны весьма пикантным способом. Со стороны ее подслушивающая голова, торчащая из стены, ужаснула бы даже этого лысого.
Тем не менее сам по себе он все-таки оказался настоящим чудовищем. Оба охранника трепетали перед ним. Внутренний голос подсказывал Вере, что Фишер руками именно этого человека совершает самые жестокие и бессмысленные убийства. Ей стало тревожно за Антона и Пахома.
И не зря: речь пошла именно о них.
– Убираем их прямо в морге? – уточнил Юрий.
– Да, и завтра же пришлем туда человека на место Пахома. Он обо всем позаботится, – ответил «череп».
– Этот извращенец давно метил в одну из ячеек, поближе к своим подопечным. Любовник смерти, е-мое.
– С чего ты делаешь такие выводы, Юр? – раздался самый знакомый из трех голосов – голос Степана. – Это же так мерзко, даже для него! Хуже не придумаешь.
