Но это облегчение дорого стоило.
Кто-то еще был в ее доме, бродил по пустым комнатам, стоял у ее постели. Кто-то взял «Дракулу» с полки над ее кроватью и жевал книгу. Кто-то забрал цветы из спальни ее матери.
Сжевать книгу мог только безумец.
Забрать розы могла женщина. «Или монстр Франкенштейна», – внезапно подумал я, вспомнив улыбку Карлоффа, когда девочка протянула ему цветок.
Пока мы бродили по всему дому, поднимались и спускались по лестницам, заходили в каждую комнату, открывали каждую дверь, заглядывали под и за мебель, проверяли каждый угол, достаточно просторный, чтобы кто-то мог там спрятаться, я молился, чтобы мы никого не нашли.
Я ужасно разнервничался.
Каждую секунду я ожидал, что на нас кто-нибудь бросится.
Может быть, Джулиан Страйкер. Или Валерия (хотя я ни разу ее не видел). Или кто-нибудь из их одетой в черное команды.
Может быть, еще и с копьями.
Я старался убедить себя, что это невозможно, что они не могли так просто узнать, где живет Слим. Непросто, но не невозможно. Есть множество способов.
Например, они могли за ней проследить.
Я крепко обхватил рукоять ножа. У меня пересохло во рту. Сердце бухало. Пот струился по лицу и капал с носа, ушей и подбородка, прилеплял одежду к телу. Я чувствовал себя так, будто вот-вот из моей груди вырвется крик ужаса.
Но мы так никого и не нашли.
– Я хочу переодеться, – сказала Слим, когда мы закончили обыск.
– Мы идем с тобой, – заявил я.
Думаю, если бы это сказал Расти, она бы резко ответила ему что-нибудь вроде: «И не мечтай!». Но она знала, что я не пытаюсь пошлить.
– Ладно.
Мы поднялись за ней по лестнице. В спальне Слим кинула лук и стрелу на кровать и обратилась к нам:
– Подождите в коридоре.
Потом начала снимать колчан. Не слишком обращая внимание на происходящее, она потянула ремень наверх через левую грудь. Кожа зацепилась за ткань внизу чашки и потянула ее за собой.
Когда натянувшаяся лямочка стала давить, Слим наконец заметила, что происходит – и что мы за ней наблюдаем, – и резко повернулась к нам спиной.
– В коридор, – напомнила она. – Понятно?
– Уходим, уходим, – пробормотал Расти.
– Я не стану закрывать дверь полностью, – добавил я.
– Хорошо.
Мы вышли из спальни, и я прикрыл дверь.
– Ты это видел? – спросил Расти одними губами.
Я посмотрел на него с угрозой.
– Ой, да ладно, как будто ты сам не пялился на нее!
– Почему бы тебе не пойти в ванну и не смыть с себя кровь? – спросил я нормальным голосом. – А я соберу осколки.
Он помотал головой.
– Лучше я помогу тебе.
– Ты все заляпаешь кровью.
Он посмотрел на свои руки. Они выглядели так, будто их выкрасили ржаво-красной краской. Подняв ладони, Расти сжал и разжал пальцы. Кожа издала тихий липкий звук.
– Да, и правда, стоит вымыться, – признал он. – Но тебе придется пойти со мной.
– Ты что, боишься?
– Да пошел ты, – Расти показал мне средний палец. Потом отвернулся, прошествовал в ванную в дальнем конце коридора и исчез за дверью. В следующий момент она захлопнулась, и я услышал тихий звон защелки, когда Расти заперся изнутри. Тут же раздался звук бегущей воды.
Я остался в коридоре один.
И мне это совершенно не понравилось.
То, что мы обыскали дом, еще не значило, что мы в безопасности. Вот так, разделившись, мы могли попасться по одному.
– Слим? – позвал я.
– Да? – откликнулась она из комнаты.
– Ты в порядке?
– В полном.
– Ты уже?..
Слим распахнула дверь так резко, что я чуть не подпрыгнул. Она смотрела на меня, широко улыбаясь.
Теперь на ней была чистая белая футболка, обрезанные джинсы и старые теннисные туфли, которые были белыми в какое-нибудь давнее лето, когда она называлась Дэгни, Фиби или Зок. Через тонкий хлопок футболки просвечивал купальник.
Выйдя из комнаты, она оглядела коридор:
– Расти в сортире? – спросила она.
Вода все еще бежала.
– Да, приводит себя в порядок.
Слим кивнула:
– Я так и думала, – потом она посмотрела на меня и сказала: – Я рада, что вы, ребята, пошли со мной. В одиночку я бы, наверное, умерла от страха.
– Ты что, шутишь? Ты же ничего не боишься.
– Я всего боюсь.
– Ну конечно. Ты – самый храбрый человек из всех, кого я знаю.
Слим улыбнулась.
– Это ты так думаешь, – затем она посмотрела в сторону ванной.
Дверь по-прежнему была закрыта, бежала вода.
Слегка наклонив голову набок, Слим посмотрела мне в глаза.
При свете дня ее глаза становились светло-голубыми, но в полумраке коридора они приобрели глубокий синий цвет летнего неба на закате. С настойчивостью, беспокойством и надеждой Слим, казалось, искала что-то в моем взгляде.
Она никогда раньше так на меня не смотрела, и я не понимал, что это значит.
Она хочет, чтобы я ее поцеловал?
«Неужели правда? – гадал я. – Попробуй, и узнаешь».
Но, может быть, на самом деле она хотела не этого.
Мы смотрели друг на друга. Вскоре я был уже уверен в том, что она хотела, чтобы я ее поцеловал. Не просто хотела, но ждала этого. Ждала, что я подойду, обниму ее и поцелую в губы.
Я тоже этого хотел. Я этого жаждал. Я давно уже мечтал ее поцеловать, а теперь она об этом практически умоляла.
Но я не мог сдвинуться с места.
«Давай же! Вперед! Она же этого хочет!»
Я стоял как пень – с той только разницей, что древесина не потеет и не трясется.
Теперь я был напуган даже больше, чем когда мы обыскивали дом, но теперь страх был смешан с желанием и отвращением к самому себе за трусость.
«Давай уже!»
Пытаясь придумать оправдание своему бездействию, я подумал: «Если я попытаюсь сейчас ее поцеловать, нас может застать Расти».
Вода все еще бежала.
«Чего он там так долго возится?»
А потом я подумал: «Ну и что, что он увидит, как мы целуемся? Давай уже, иди к ней. Поцелуй ее прежде, чем она передумает…»
