– Брэндон уехал развлекаться, а в доме было так тихо!
Евы улыбнулась:
– Я знаю. Встретилась вчера с вашим сыном на корте. У него отличная подача.
– Вы… вы играли в теннис с Брэндоном?
– О, совершенно случайно. И с Брэндоном гораздо веселее, чем с машиной, которая стреляет в меня мячиками, как ворсистыми пушечными ядрами. Вам не о чем беспокоиться. Пол способен на безрассудства, но он не позволит мальчику напиться или подцепить женщину.
Джулия посмеялась бы, если бы удар был менее точным. Неужели она настолько прозрачна?
– Я не привыкла к его отсутствию по вечерам. То есть Брэндон иногда ночует у друзей, но…
– Вы не привыкли отпускать его с мужчиной. Вас очень сильно обидели?
Джулия вздрогнула и распрямила плечи.
– Нет.
Ева только изогнула брови.
– Когда женщина лжет столько, сколько я, она легко распознает чужую ложь. Вы не считаете притворство разрушительным?
– Я считаю забвение созидательным.
– Если бы вы могли забыть. Но вы каждый день видите перед собой живое напоминание.
Выигрывая время, Джулия подлила шампанского в бокалы.
– Брэндон не напоминает мне о его отце.
– Чудесный ребенок. Я вам завидую. Раздражение Джулии мгновенно растаяло.
– А знаете, я вам верю.
– Сейчас я не лгу. Я действительно завидую вам. – Ева быстро поднялась и стала раздеваться, небрежно сбрасывая изумрудный шелк. – Я немного поплаваю. – Обнаженная, молочно-белая в свете звезд, она раздавила сигарету в пепельнице. – Будьте добры, Джулия, принесите мне халат из раздевалки.
Когда Ева вышла из воды, Джулия уже протягивала ей темно-синий велюровый халат и полотенце.
– Господи, что может быть лучше, чем купаться голой под звездами?! Только одно – купаться голой под звездами с мужчиной.
– Простите, не мне об этом судить.
С долгим довольным вздохом, чувствуя себя освеженной и полной энергии, Ева опустилась на стул, подняла свой бокал.
– За мужчин! Поверьте мне, Джулия, некоторые из них почти заслуживают этого.
– Не буду спорить.
– Почему вы никогда так и не назвали имя отца Брэндона?
Внезапное нападение не рассердило Джулию, возможно, потому, что она слишком устала.
– Не для того, чтобы защитить его. Он не стоил ни преданности, ни защиты. Я защищала своих родителей.
– А вы их очень любили.
– Достаточно, чтобы избавить от лишних неприятностей. Хватало и того, что их семнадцатилетняя дочь забеременела. Наверное, я так до конца и не поняла, что они чувствовали. Они никогда не упрекали, не судили, не обвиняли меня… думаю, они винили себя. Когда они спрашивали, кто отец, я не могла сказать им, потому что их душевные раны стали бы лишь глубже.
– И вам не с кем было поговорить.
– Да.
– Джулия, сейчас вы не сможете причинить вред вашим родителям. Если есть на земле кто-то, кто не станет судить другую женщину, то это я.
Джулия не ожидала, что предложение Евы подтолкнет ее излить душу, но, видимо, слишком долго она сдерживалась, или слились воедино правильные момент, время и слушательница.
– Он был адвокатом, что совсем неудивительно. Мой отец принял его в фирму, как только он сдал экзамены в адвокатуру. Папа считал, что из Линкольна получится необыкновенный специалист по уголовному праву. И хотя мой отец никогда не говорил об этом, думаю, подсознательно он всегда хотел иметь сына… талантливого сына, который бы с честью нес имя Саммерсов.
– И Линкольн прекрасно вписывался в этот образ?
– Прекрасно. Папа гордился своим протеже, честолюбивым, полным сил и энергии.
– А вы… вы увлеклись честолюбием или идеализмом?
После недолгого раздумья Джулия улыбнулась.
– Я просто увлеклась. В выпускном классе я помогала отцу с канцелярской работой. Вечерами, по субботам. После развода родителей я очень скучала по нему, а это давало возможность больше времени проводить с ним. Но я стала проводить время с Линкольном. Он был очень красивый… элегантный. Высокий и белокурый, с легкой печалью в глазах.
Джулия с изумлением осознала, что смеется. Странно, она только сейчас поняла, что казавшееся трагическим со временем может обернуться более светлой стороной. Ева подхватила ее смех.
– Ничто не соблазняет женщину быстрее, чем легкая печаль в глазах.
– А самое волнующее – он был старше. На четырнадцать лет старше.
Ева широко раскрыла глаза и тихо вздохнула:
– Боже мой, Джулия, вам должно быть стыдно: вы соблазнили беднягу. Семнадцатилетняя девушка – смертельное оружие.
– И я пристрелю первую же, которая начнет рыскать вокруг Брэндона. Но… я влюбилась. А он был женат. Конечно, его брак к тому времени распался.
– Конечно, – сухо сказала Ева.
– Линкольн попросил меня помогать ему. Отец поручил ему первое по-настоящему важное дело, и он хотел как следует подготовиться. И начались все эти многозначительные взгляды над холодной пиццей и юридическими справочниками. Нечаянные прикосновения. Тихие долгие вздохи.
– Господи, я распаляюсь. – Ева подперла кулачком подбородок. – Не останавливайтесь.
– Он поцеловал меня прямо над делом «Штат против Уилрайта».
– Романтический идиот!
– А потом взял за руку и повел к дивану… большому кожаному дивану… бордовому. Я лепетала, что люблю его, а он говорил, как я красива. И только позже я поняла разницу. Я любила его, а он считал меня красивой. Но дело было сделано. – Джулия отпила шампанского, пожала плечами. – Подобное случается сплошь и рядом и по менее благородным мотивам.
– И обычно страдает тот, кто любит.
– Ему тоже досталось. – Джулия не возразила, когда Ева снова наполнила бокалы. Как чудесно сидеть в темноте, пить чуть больше, чем следовало бы, и разговаривать с чуткой женщиной. – Мы были любовниками неделю. На том большом безобразном диване. Неделя – это так мало по сравнению с целой жизнью. Потом он сказал мне – очень нежно, очень честно, – что он и его жена решили сделать еще одну попытку спасти свой брак. Я закатила истерику. Напугала его до смерти.
– Умница.
– Мне это помогло, но ненадолго. Следующую неделю его не было в офисе, он выступал в суде. Естественно, выиграл дело и начал свою выдающуюся карьеру, а мой отец ходил вокруг него, как гордый папаша. Итак, когда я обнаружила, что беременна, я не пошла ни к отцу, ни к матери. Я пошла к Линкольну, который уже счастливо жил с женой.
Сердце Евы дрогнуло, но она сумела сохранить беспечный тон.
