– Еву? Я огорчила Еву? – Когда до Джулии дошел смысл слов Треверс, она не знала, что делать: хохотать или ругаться. – Вы это о самолете? Господи, Треверс! Как можно обвинять меня в том, что я чуть не попала в авиакатастрофу?
Однако, судя по тому, как резко домоправительница ткнула пальцем в сторону гостиной и протопала в кухню, она обвиняла именно Джулию.
– Всегда приятно поболтать с вами! – крикнула Джулия ей вслед и направилась в гостиную.
Ева нервно ходила взад-вперед, как экзотическое животное в элегантной клетке. Ее напряжение было почти ощутимым, глаза блестели, но слезы хлынули, только когда она увидела Джулию.
Разрыдавшись, Ева упала на диван.
– О, пожалуйста, не надо. – Джулия подбежала, обняла ее. – Все в порядке. Все теперь хорошо.
– Вы могли погибнуть. Я не знаю, что бы я тогда делала. – Пару минут Ева боролась со своими нервами и победила. – Клянусь вам, Джулия, я никогда не думала, что кто-то может зайти так далеко. Я понимала, что меня будут стремиться остановить, до и представить не могла, что попытаются погубить вас.
– Я не пострадала. И со мной ничего не случится.
– Да. Потому что мы на этом закончим.
– Ева. – Джулия нашла в кармане бумажный платок и протянула ей. – Мы только что обсуждали все это с Полом. Если мы сейчас прекратим работу, это ничего не изменит, не так ли?
Ева промокнула слезы.
– Вы правы. – Очень медленно, чувствуя каждую секунду своих шестидесяти семи лет, она подошла к бару и налила в бокал шампанского. – Вы уже знаете слишком много. Это я виновата. Мой эгоизм.
– Моя работа, – возразила Джулия. Прежде чем наполнить бокал для Джулии, Ева глотнула шампанского. У девочки нежные на вид, очень хрупкие плечи, подумала она, но достаточно сильные, чтобы поддержать.
– Так вы не хотите покончить с этим делом?
– Не смогла бы, даже если бы хотела, но я не хочу. – Джулия взяла бокал, слегка коснулась бокала Евы. – За продолжение.
Джулия не успела поднести бокал к губам. Ева схватила ее за руку. Ее глаза вдруг стали совсем сухими и очень напряженными.
– Вы можете возненавидеть меня до того, как все закончится.
Хватка была такой крепкой, что Джулия почувствовала, как бьется ее пульс под пальцем Евы.
– Это невозможно.
Ева кивнула. На счастье или несчастье, но она уже приняла решение. Оставалось только довести дело до конца.
– Берите бутылку. Мы поужинаем на веранде. Сумерки окутали сад. В листве мерцали разноцветные фонарики, на столе горели свечи. Шелестели листья, и журчала вода в фонтане. Благоухали распускающиеся гардении.
– Мне так много нужно рассказать вам сегодня. – Ева молчала, пока Треверс расставляла на стеклянном столе тарелки с фаршированными грибами. – Вероятно, слишком много для одного вечера, но я больше не могу ждать.
– Ева, я здесь, чтобы слушать. Ева кивнула.
– Утром в той машине меня ждал Виктор. Не могу передать, как чудесно снова быть рядом с ним, знать, что сердцами мы всегда вместе. Он хороший человек, Джулия. Захваченный в плен обстоятельствами, воспитанием, религией… Есть ли более тяжелое бремя, чем следовать голосу сердца и совести? Несмотря на все проблемы, на все страдания, он принес мне больше счастья, чем выпадает большинству женщин за всю жизнь.
– Мне кажется, я понимаю. – Голос Джулии был мягким, успокаивающим. – Иногда можно любить и без «они жили долго и счастливо, и умерли в один день».
– Не отказывайтесь от собственных «долго и счастливо», Джулия. Я хочу для вас самого лучшего.
Треверс вынесла салаты, хмуро посмотрела на почти не тронутое первое блюдо Евы, но промолчала.
– Каковы ваши впечатления о Кеннете?
– Ну..; – Вдруг поняв, что умирает от голода, Джулия набросилась на салат. – Должна признать, что он оказался совсем не таким, как я его представляла. Более очаровательным, более раскованным, более сексуальным.
Впервые за много часов Ева смогла рассмеяться.
– Боже мой, вы правы. Меня всегда раздражало, что такой сексапильный мужчина придерживается столь строгих правил. Всегда нужное слово в нужный момент. Кроме последнего момента.
– Он мне рассказал. Удивляюсь, что он ушел с целой шкурой.
– Сражение прошло на равных. Конечно, Кеннет был абсолютно прав, но мужчине трудно понять, что чувствует женщина, оставаясь на втором месте. Однако я всегда знала, что могу на него положиться во всем.
– А вы знали, что в ту ночь, когда телохранители Дельрико чуть не избили Пола, Кеннет стоял на верхней площадке лестницы?
Ева оторвала взгляд от бокала, взмахнула ресницами.
– Кеннет?
– Да, Кеннет. С заряженным пистолетом. И готовый им воспользоваться. Вы были совершенно правы, когда сказали, что можете во всем положиться на него.
– Проклятье. – Ева отложила вилку, взяла бокал. – Он никогда и словом не обмолвился.
– И это еще не все. Я думаю, что он любит вас большую часть своей жизни.
Ева хотела отделаться смехом, но Джулия так внимательно смотрела на нее… Отдельные сцены, слова, взгляды мелькнули перед ее мысленным взором. Рука, сжимавшая ножку бокала, задрожала.
– Господи, как мы бываем беспечны.
– Сомневаюсь, что он сожалеет хоть об одной минуте.
– Но я сожалею.
Треверс расставляла тарелки с лососем, и Ева снова умолкла. В ее голове жужжали голоса. Угрозы, обещания. Она боялась сказать слишком много, боялась, что некоторые вещи так и останутся невысказанными.
– Джулия, вы принесли диктофон? – Да.
– Тогда я хотела бы начать. – Пока Джулия доставала Диктофон, Ева изысканно притворялась, что заинтересована едой. – Вы знаете мои чувства ко многим людям. Как переплеталась моя жизнь с их жизнями. Треверс и Нина, которые пришли ко мне, пережив кошмары. Кеннет, которого я переманила у Шарлотты, просто чтобы насолить ей. Майкл Торрент, Тони, Рори, Дамиан – все мои ошибки и их очень разные последствия. Майкл Дельрико, сыгравший на моем тщеславии. Из-за него я потеряла Дрейка.
– Я не понимаю.
– Это Дрейк разгромил ваш дом, украл мои вещи. Ему нужны были пленки.
– Дрейк? – Джулия заморгала, ослепленная огоньком спички.
– Может, нельзя во всем винить Майкла. Страшное детство оставило свою печать на Дрейке. – Ева выдохнула струю дыма. – Однако я предпочитаю винить Майкла. Он знал, что у Дрейка пристрастие к азартным играм. Черт, у мальчика были всевозможные слабости, и Майкл их использовал. Дрейк слаб, расчетлив, ненадежен, но он был членом семьи.
– Был?
– Я уволила его. Как моего пресс-агента и как моего племянника.
